Слоан огромными прыжками ринулся вперед по ползущему под ногами песку. Саманта даже не слышала его приближения. Ее глаза расширились от ужаса и посинели, как море в глубине, когда она увидела, как выросла огромная волна и как на ее гребне появилась пена. С победным криком Слоан схватил девушку в тот самый момент, когда волна обрушилась на песок, обдав их брызгами снизу доверху.
Убегая, они споткнулись и упали на твердый песок, и веселый смех Саманты до краев заполнил его сердце. Оба мокрые, дрожащие, все в песке, а она смеялась так, будто это самый счастливый момент в ее жизни. Руки девушки инстинктивно сомкнулись на шее мужчины, когда он обнял ее, и они даже не пытались подняться.
Затаив дыхание, Слоан не открывал глаз, чувствуя ее под собой.
Их соленые теперь губы каким-то образом нашли друг друга. Глаза его были по-прежнему закрыты: он боялся спугнуть момент этого невинного отступления. Волны разбивались в нескольких дюймах от их ног, но сейчас имело значение только ощущение ее близости. Слоан скользнул языком между ее зубами, ощущая пламя взаимного желания, и перестал думать о чем бы то ни было.
Она промокла насквозь, он тоже. Но мужчина чувствовал отнюдь не холод, а напряжение ее сосков и ее груди, готовые вырваться из-под мокрой материи навстречу его ласкам. Он накрыл одну из них ладонью, она застонала, чуть изогнувшись и всецело принадлежа ему. Сотрясаясь от желания, такого сильного, что едва ли можно было его обуздать, он впился в ее рот и накрыл ладонями обе груди.
Она едва слышно кричала, то ли протестуя, то ли от страсти – он не различал. Над ними шумел ветер, но он укрыл ее своим телом. Воздух пах солью и Самантой. Слоан чувствовал ее особый аромат повсюду, сладкий, свежий, – и все это было его! Ее руки застыли у него на спине, потом поползли ниже, когда он проник ей под юбку, потом конвульсивно сжали его запястье, когда он погладил ее открывшееся бедро. Ему не нужно было заставлять себя отключиться. Природа взяла свое. Это случалось так редко, что он не делал никаких усилий, чтобы прийти в себя.
Она извивалась под ним, побуждая его неистовствовать. Слоан с благодарностью почувствовал, что корсаж ослабел, когда его рука проникла под пояс через бесчисленные складки юбки. Он ощутил шелк ее кожи, на этот раз под сорочкой. Девушка застонала, но теперь он не сомневался, что она рада его руке на своей обнаженной груди.
Ее поцелуи были столь неистовы, что он не осмеливался встретиться с ней взглядом. Момент был слишком внезапный, слишком невинный, чтобы вдруг разбить его очарование немым вопросом о правде или лжи. Их тела подчинялись собственной музыке, такой же естественной, как волны, разбивающиеся о песок и скалы. Он ни за что не согласился бы нарушить эту гармонию.