Слоан развязал ее панталончики и распахнул их. Из груди Саманты вырвался сильный высокий крик, когда его пальцы толкнулись туда, куда он хотел вторгнуться силой, но лоно уже увлажнилось, и она с готовностью отвечала на малейшее его движение. Все так и должно быть. Он не сделал ни одной ошибки. Она хотела его ничуть не меньше, чем он ее.
Слоан хотел целовать ее груди, но дурацкий корсаж опять преградил ему путь. Ничего, еще будет время, когда они лягут на простыни, как он и обещал. О, какое великолепное тело, все из тонких линий и мягких кривых! Он дотронулся до соска, скользнул рукой к талии, затем погладил полные ягодицы. Она бессознательно захныкала и приподнялась, и Слоан наконец открыл глаза и увидел ее темно-красный треугольник и кожу, сверкающую, как фарфор под полуденным солнцем. Он прикоснулся к ней снова, и ее бедра разошлись, открываясь только для него, и ждать больше было невозможно. Вокруг звенел сверкающий мир, но он хотел видеть лишь то, что перед ним. Это было как наваждение. Он понимал и не сопротивлялся.
Толботт застонал и со вздохом облегчения расстегнул пуговицы на брюках, высвобождая отвердевшую плоть. Пусть ветер свистел вокруг, не важно. Он нашел гавань, в которой нуждался.
Слоан накрыл Саманту всем своим телом, ища губами ее рот, как бы для одобрения, и подразнивая соски под ее нелепым туалетом. Ее пальцы вцепились во влажную рубашку, но она не отталкивала его. Он задвигался, чтобы скользнуть между ее ног, и она приоткрыла рот, ощущая прикосновения чего-то более толстого и твердого, чем палец, тем не менее вернув ему поцелуй.
Все так и должно было случиться. Океан за ними бился о берег, оба были все мокрые – снаружи и внутри. Жар их тел прогонял холод ветра. Возможно только одно – действо еще более совершенное, нежели уже было.
Он должен был проникнуть в нее.
Очень бережно Слоан развел ее ноги. К нему вернулась способность сосредоточиваться, но он едва не утратил ее снова, когда Саманта задрожала и слегка воспротивилась. Он снова прикоснулся к ней, поискал набухший бугорок, она дернулась и застонала, а он услышал свое собственное протестующее рычание. Он не мог больше терпеть, пытка и так длилась слишком долго.
Девушка застонала и вновь задвигалась, ее бедра поднимались и опускались в естественном ритме, и чувствуя это, он задышал свободнее и легче. Толботт обнял ее рукой, стягивая другой панталоны, пока не освободил ее совсем. Юбка уже не мешала, и теперь не стоило медлить.
Он погрузился в глубину – уверенно и точно – и услышал ее пронзительный крик, когда внутри что-то разорвалось.