– А вы, девушка, простите, в какой газете работаете?.. – внезапно сообразив, что поверила незваной гостье на слово, будто она журналистка, ведь та не показала никаких документов, спохватилась Антонина Тимофеевна.
– Я не из газеты. Я работаю на радио.
– На каком радио? «Эхо Москвы»?
– Нет… Это одна западная информационная радиостанция, финансируемая конгрессом США.
США? И тут Антонина вдруг подумала: а чему это я обрадовалась? Чего я с этой дамочкой ни с того ни с сего турусы тут развожу? А если… я могу навредить своему сыну этим интервью? А… Но настырная журналистка не унималась.
– Поймите, Антонина Тимофеевна, если там, на Западе, напечатают или выпустят в эфир подобную сенсацию, то российские военные обязательно вернут вашего сына из Гондураса.
Но Локис решительно выпроводила нахальную посетительницу за порог. Хлопнув дверью и закрыв ее на все замки и цепочки, вернулась в комнату. Взяла пульт и попыталась попереключать каналы. Но телевизор никак не реагировал, продолжая показывать какой-то непонятный фантасмагорический праздник, похожий на бразильские карнавалы. Антонина со злости швырнула пульт на диван и… проснулась от громкого стука, с которым ударился об пол пульт, выпавший из ее руки. Она так и сидела в кресле. На экране телевизора шипели серые полосы. Антонина посмотрела на часы: начало шестого утра. Скоро на работу вставать.
– О господи! Ну и приснится же…
На окрестности опустилась ночь. Как всегда в тропиках, почти мгновенно. За весь день, после того как утром десантники попытались передать пациентов и персонал лепрозория властям, ничего больше не случилось. По-прежнему никто не пытался вести с ними переговоры или штурмовать здание. Их просто обложили со всех сторон и ждали, когда они… Чего же они от нас ждут, думал Туманов, поглядывая через прибор ночного видения туда, где в темноте должны были находиться гондурасские солдаты. На линии оцепления не было костров, только периодически кто-то пробегал с фонариком, или отворачивал полог палатки, на мгновение выпуская свет наружу, или подъезжала-отъезжала машина. Доносились редкие выкрики или смех. Словно военный лагерь жил своей жизнью, и никому в нем не было дела до окруженного дома.
За день ничего существенного не случилось… Если не считать двух моментов. Один раз звонил Мендоса, но Туманов не стал отвечать на звонок. Пусть тоже понервничает. Кому-то ведь он эти вирусы уже продал не задешево. Иначе не стал бы так подставлять их и рисковать сам. А подставился он не слабо. Ему ведь теперь дорога назад в Манагуа заказана. Значит, пообещали ему немало, если он решился. И все-таки, если не для американцев, для кого он старается? Но вариантов было слишком много, и полковник потерял интерес к этой теме. Какая, собственно, разница, ради чего Хорхе пошел на предательство? Главное, что он предал. И не только их дружбу…