Александр Лысков
УЖЕ ДАЛЕКО ЗА ПОЛДЕНЬ, а вдоль Куры все еще проносит ночные туманы - вдоль шоссе, вдоль железной дороги лежит путь и этих воздушных шаров с опавшими оболочками.
В перерывах между их затемнениями проглядывает гора с щетинкой букового леса на хребте.
Я сижу на склоне другой горы - старой, древней, обветренной - с остатками крепостных стен и башен на вершине.
Между этими двумя горами - город Гори. Сакли и пятиэтажки. Дымок из печных труб тянет приятный, видать, какое-то сладкое дерево жгут грузины.
Подо мной - шоссе, по которому то и дело проезжают битые, загнанные “жигули”. Необычно часто гудят, словно перекликаются, здороваются или ругаются. Гудки у всех в исправности, чего не скажешь о выхлопных трубах и системах газораспределения.
Солнце пропекает джинсы на коленях. Благодать в декабре! Не к этой ли утраченной благодати мы, славяне, всегда и стремимся своим историческим инстинктом: что-то орнитологическое есть в наших поездках к морю на Кавказ.
Я полулежу на склоне, на жесткой короткой траве, как в ворсе ковра. Жую самодельные бутерброды и запиваю родниковой водой. В моем баллоне из-под “Кока-колы” плещется влага, чем-то напоминающая “нАрзан”. Я добыл ее в источнике у церкви святого Георгия, где только что поставил свечку и перекрестился. Водичка там бьет фонтанчиком из каменного, грубо вырубленного конуса. Очень похоже на сосок земли-матери. Родник, сказали, древний. Не одну сотню лет припадают местные люди к этой “груди”.
И горийский житель конца прошлого века - вертлявый, легкомысленный сапожник Виссарион - во всепогодной пролетарской фуражке по пути к заказчику с завернутым в тряпку “заказом” тоже, наверно, склонялся над этим родничком, хотя и предпочитал вино. И уж, конечно, наверняка в жаркий день кланялась этому источнику Екатерина Георгиевна Джугашвили, не в пример супругу Виссариону, женщина строгая, всегда в тяжелых, прочных одеждах, в платке, распяленном на темени угловатым каркасом по обычаю горянок. Суровая и властная, она ходила, засунув руки в рукава и сильно схватившись за локти. Ее маленький сынок Сосо держался за подол, и в этой церкви учился креститься и читать “Отче наш”. Босой, в мешковатой рубахе и штанах из грубого сукна. Милый, умненький мальчик - живой укор беспутному отцу…
С высоты своего сиденья я вижу эту вымощенную булыжником паперть, бриллиант фонтанчика, по смыслу напоминающий вечный огонь у памятника павших горийцев на последней войне (не на абхазской, конечно). Да, и здесь, в Гори, горел когда-то этот огонь, но сегодня я застал там лишь холодную каменную розетку, закиданную пачками сигарет и обертками от жвачки. Я видел дом для ветеранов той войны - лучшее строение в городе - спецпроект! - захваченное несколькими разбогатевшими за последнее время “новыми грузинами”. Хотя со своим пристрастием к торговле собирательный грузин никогда и не переставал быть “новым”.