– А в целом, – перебил его Берия, – чекисты контролируют почтовое ведомство и читают все письма, адресованные центральным органам. А потом делают из их авторов «врагов народа».
– Откуда знаешь? – быстро спросил Сталин.
Берия только хмыкнул. Вождь резко отбросил измятый цветок в траву.
– Да, я не исключаю такой возможности. Но и это еще не все. Вышинский после январского пленума[79] начал проверку дел, вынесенных на Военную коллегию. Он докладывает ужасные вещи. Мы начали арестовывать следователей за «липовые» дела и применение пыток, а Ежов их покрывает. Каждого мерзавца мы у него буквально вырываем. А самое худшее – у меня есть подозрения, он хочет сделать то, что не удалось в тридцать седьмом. Государственный переворот.
Лаврентий остановился, надел наконец пенсне и внимательно посмотрел на Сталина.
– Ты думаешь, у меня такие шутки? – невесело усмехнулся вождь.
– На что он рассчитывает? Это же смешно: Ежов – глава государства.
– Ни на что! – резко ответил Сталин. – Он уже сумасшедший от крови и от водки и совершенно не думает, что будет после того, как он возьмет власть. Но это не значит, что он не попытается ее взять.
Вот теперь все стало предельно ясно. Действительно, тут не до черной металлургии и даже не до строительства.
– Когда приступать? – спросил Берия.
Сталин молча, серьезно посмотрел на него:
– Приступать надо было в июне тридцать седьмого. Даю тебе неделю на то, чтобы сдать дела в Грузии. Надо войти в наркомат быстро и тихо, разобраться, что в нем творится, и обезвредить заговорщиков. Мы заменим тобой самого опасного человека в НКВД – заместителя Ежова Фриновского. Сейчас он уехал на Дальний Восток. О том, что его переводят на другую работу, он знает, но все они там думают, будто его заменит Литвин, старый дружок Ежова. И пусть думают. Тебя мало кто принимает всерьез. «А, – говорят, – это тот блаженный, что сажает мандарины». И постарайся, чтобы такое отношение оставалось как можно дольше.
– Не получится, – покачал головой Берия. – Чекистов не обманешь. Они отлично знают, кто я такой.
– Значит, тебе будет труднее, – нетерпеливо поморщился Сталин. – В любом случае, никого другого у нас нет.
…Пробыв в должности всего несколько дней и познакомившись с первыми же делами, Берия понял, какой вопрос надо задавать. Одного за одним он вызывал к себе сотрудников и спрашивал:
– Как по вашему мнению, кто здесь ведет себя не по-человечески?[80]
Его понимали с полуслова и называли имена, а он составлял список. Скоро по этому списку начали брать. Обвинения были стандартными: превышение власти, нарушение социалистической законности, незаконные методы ведения следствия.