– Он на дельфина, по-моему, больше похож, чем на собаку, – восторженно произнесла я, оглаживая этого мастодонта и мгновенно проникаясь к нему симпатией.
– На скотину он похож, а не на дельфина… -приревновал Туманский. – Из-за него на конкурс не попадаю.
– Почему? – переспросила я, и внутренности мои сжались.
– Мы с ним тут гуляли в садике одном паршивом. – Он нашарил на полке сигареты. – Я закурю? Туда все с собаками ходят. Больше некуда. Центр… – Он прикурил, затянулся, красиво зажав сигарету в длинных музыкальных пальцах. Помолчал, вспоминая. Скривил рот, выпуская дым в противоположную от меня сторону, отчего показался мне гибельно аморальным. Прищурился и стряхнул пепел. – А там девица какая-то с бульдогом. Ну они сцепились. Собаки… Этот дурень-то здоровый. А бульдог – зараза, как в последний бой. Девка визжит. Села на колени и визжит: «Уберите собаку!» А подойти боится. Ее кобелина в Клаксона вцепился намертво. Мой рычит, как тигр. А тот молчит, потому что пасть занята.
– Ну… – не выдержала я.
Эта информация была мне необходима, как воздух. Значит, это не Антон. И что? Значит, я? Или просто совпадение…
– Пришлось разнимать. Я этому бульдогу пасть разжал. А он мне в руку вгрызся. Я не ожидал, – он взмахнул сигаретой и выпустил дым через уголок рта. – Связки перегрыз, собака такая. Еще неясно, что из этого теперь выйдет… Правая рука, понимаешь… Она должна в кисти подвижной быть. Это же звук! Левая – техника, правая – звук. Черт-те что…
– А что говорят врачи?
– Говорят, надолго, – коротко сказал он. -Но теперь уже все равно, «чайник» пройдет.
– Что?
– Ну, «чайник», – повторил он. – Никогда не слышала? Конкурс Чайковского.
– Володя, а зачем музыканты играют на конкурсах? Говорят, что искусство – не спорт. Ведь так?
– Это интервью? – спросил он бдительно, глянул на меня, и в двухцветных глазах его промелькнули чертики. – Если да – возьми диктофон. Повторять не хочется.
– Сейчас, я принесу. – Я направилась в темную прихожую.
И пока вытаскивала диктофон из сумки, пыталась найти для себя ответ на один очень важный вопрос. Если это интервью, то готова ли я на все?
Но так вопрос, слава богу, никто не ставил.
Интервью получилось, на мой взгляд, вполне настоящим. Не знаю, как средствам массовой информации, но лично мне многое стало понятно. О профессии музыканта вообще и о личности Владимира Туманского в частности.
Родители его были из Ленинграда. Вот и квартира эта досталась ему от деда. А родился и вырос он в Новосибирске. Отец был человеком незаурядным, каким-то упертым археологом. И в Новосибирске ему пообещали кафедру в университете. Поэтому они с матерью, недолго думая, взяли и уехали из Питера в Сибирь. А там у них действительно началась совершенно новая жизнь. По шесть месяцев в году отец проводил в экспедициях на Урале. Он нашел там следы каких-то древнейших поселений. С тринадцати лет Володя Туманский каждое лето хотя бы на месяц уезжал с отцом на Урал. Там, на раскопках древних курганов, работало множество разных людей – от дипломированных специалистов до потомка бурятских шаманов, с которым Володя успел сильно подружиться. И каждому было чем заняться. Из-за этих экспедиций Володя Туманский долго не мог понять, чем же ему все-таки в этой жизни заниматься – музыкой или археологией. И после школы все-таки поступил на исторический факультет.