– Поправь меня, если я ошибаюсь, Ангелина, – сказал он, ставя на стол две чашки. – Но, по-моему, твой жизненный девиз: «Если очень хочется, то можно»… Небезопасный, между прочим. Во всяком случае, мне так показалось.
– Можно, конечно, сказать и так, – не подавая виду, что он, сам того не зная, попал в десятку, ответила я и вежливо улыбнулась. – Но мне больше нравится: «Нет ничего невозможного». Звучит благороднее, а на самом деле означает, что если очень хочется, то можно.
– Женская логика, – скупо прокомментировал он мою неглупую речь. – Типичная. Тебе с сахаром?
– Вообще-то нет. Но сейчас – да.
– Во-во, – ответил он так, как будто бы мой ответ был еще одним веским аргументом в пользу типично женской логики. – Да, и достань, там над тобой, коньяк. Еще, кажется, есть. И рюмки справа. – И не давая мне вставить слово, сказал: – Я знаю, ты обычно не пьешь, но сейчас будешь.
– Ну да. Клей «Момент» надо бы занюхать, – попробовала пошутить я. Но он почему-то не улыбнулся. Только внимательно, но холодновато на меня взглянул и плеснул в рюмки коньяка. Потом поднял свою и сказал:
– За твою готовность на все ради интервью. Я кивнула. Мы чокнулись, и я поспешно выпила, пряча глаза. Об интервью и о готовности на все я совсем забыла. И, по-моему, он попытался тактично мне об этом напомнить. После коньяка я залпом выпила кофе. Почему-то опять сильно заломило виски. Я прикрыла глаза и прикоснулась к ним пальцами.
А я ведь слегка переиграла, когда это обещала. И вообще, неужели это была я? Свою женскую привлекательность мне никогда не приходилось использовать как условную единицу в обмен на что-то. А когда мы сюда шли, я помню, я считала себя обязанной помочь ему преодолеть тяжкое время. И считала себя виноватой. Но потом что-то изменилось. Что?
– Я все вижу, – не глядя на меня, сказал Туманский. Сказал таким тоном, каким говорят ворующему конфеты ребенку. – Давай-ка мы с тобой, честнейшая Херувим, так договоримся… – Он взял меня за руку, сочувствующе улыбнулся и заглянул мне в глаза. – Этаж первый. Выбраться отсюда – не проблема. Если ты в чем-то засомневалась – ты совершенно свободна. Окно я тебе открою. Обещаю. Заодно с Клацем погуляешь. А то засиделся, бедолага.
Только, если ты выйдешь, обратно тебе уже не зайти, имей в виду, – и спросил, отпуская мою руку: – А у тебя что, головушка болит?
Я отрицательно покачала головой. Говорить в этом контексте, что голова у меня действительно болит, было бы по меньшей мере банально.
Услышав, что о нем говорят, оперативно подкатился Клац. Он подошел и, к моему ужасу, пристроил свою башку прямо мне на колени, умильно скосив на хозяина глаза. Я отважилась погладить его крутой лобешник.