Ой, умру я, умру я,
Похоронят меня.
И никто не узнает,
Где могилка моя.
Песню подтягивают все. Она всем близка по своему смыслу. Нас увозили из Польши, которая граничит с родной советской землей и на которой уже пролегал наш фронт.
Погрустив, ребята словно опомнились, начали перешептываться между собой и сговорились прорезать пол вагона и попытаться уйти из плена.
Бежать сейчас! Для Кравцова подобный план - лекарство на раны. Он проталкивается во все углы и выпытывает, у кого имеются ножики, гвозди, на крайний случай что-нибудь железное.
О возможности побега во время переезда в вагонах мы говорили еще накануне. Слышали, что некоторые товарищи выпрыгивали на ходу поезда. Мы знали, что не все, кто бросался в прорез, на полотно железной дороги, оставались живыми. Но все без колебаний соглашались на этот рискованный шаг.
Для того чтобы пропилить доску пола, нашлось несколько острых железок, заготовленных заранее. Когда поезд набирал скорость, мы сбивались в угол, один резал, другие пели. Солдаты, которым надоели наши нарочитые песни, иногда кричали на нас. Собаки тоже подымали галдеж. Мы прекращали работу, но, немного погодя, продолжали ее. Работали днем и ночью. Доски уже были пропилены. Но пол снизу был обит толстым железом. Значит, не мы первые пробиваем пол в вагоне, и враг это учел. План побега не удался.
* * *
Германия... Каменная, унылая, чужая страна. Здания, столбы, дороги все сделано основательно, добротно.
Поезд остановился. Приказали выходить из вагонов. Товарищи помогли мне спуститься на землю. Повели нас по мощеной улице. Идти тяжело. У многих из нас нет своей обуви, выдали деревянные колодки, они трут ноги.
Входим в местечко: канава, заполненная водой, высокие ворота, в стороне среди зеленых деревьев - водяная мельница. Двух-трехэтажные дома, на окнах гардины. Стук деревянных колодок и окрики солдат всполошили жителей, они выглядывают из окон, одни сочувственно ловят наши взгляды, другие с презрением задергивают шторы.
За городом мы увидели четыре барака, выкрашенные в темно-зеленый цвет. Такие же сторожевые вышки. Лагерь.
Колонна остановилась перед воротами. Вышел офицер-эсэсовец. С минуту он смотрел на нас, словно искал знакомых, потом хлопнул резиновой палкой по блестящему голенищу сапога и на русском языке сказал:
- Лагерь "Новый Кенигсберг" заминирован. Каждый метр его территории простреливается пулеметами. Надежду на побег оставьте по эту сторону ворот! Марш!
Подкоп
Лагерь огромный, заключенных в нем много. Нас, авиаторов, поместили в отдельном бараке. Проходя по двору, мы заметили, что всюду разбросаны детские рубашки, штанишки, женские чулки, обувь и даже горшки для малышей. Кто-то отважился спросить у охранника, что все это означает. Эсэсовец ответил: здесь находились еврейские семьи, людей вчера сожгли в печах, чтобы предоставить место вам, вновь прибывшим.