Он выпрямился и расцепил руки. Вот-вот шапку снимет и опустит воротник. В кабине уже тепло. Через минуту-другую убавлю печку.
– Ненавижу холод, – доверительно сообщает Николай. – Мозги мёрзнут, ничего не соображаю. Вот жара – нипочём. Ведь что такое "жарко"? Потеешь себе в своё удовольствие, и ничего тебе не делается. Организму даже полезно.
– Летом, помнится, ты другое говорил…
– Разве? – он замолкает, думает. – Так то летом…
"Вот именно", – думаю я.
Мы оставляем село позади. Дорога плавно поворачивает и становится поперёк ветра.
Толчки от перебивок снега резко усиливаются. Несколько часов спустя они превратятся в сугробы, и справиться с ними будет не так легко. Кресло колышется вслед за моими подпрыгиваниями на перебивках, пытается гасить мои взлёты-падения.
Всё напрасно.
Если взлетаю, то после – обязательно падаю…
Я увеличиваю скорость до шестидесяти, ехать быстрее не решаюсь.
– К Валюхе Оксана из Ровно приехала погостить, – доверительно, чуть понизив голос, говорит Николай. – Заглянул бы вечерком, Любаша познакомит…
Он снял шапку, опустил воротник и расстегнул полушубок. Кабину тут же наполнил запах чеснока и никотина, потеснив обычную топочно-солярочную вонь.
– Ничего, симпатичная, и не выделывается…
Выезжаем на Т-образный перекрёсток. Направо: Одесса; налево: езжай куда хочешь, вплоть до Равы-Русской, а после – хоть до океана. Обычно здесь нас поджидает Петрович. Но сегодня его нет. Похоже, и вправду застрял в Антонюках.
Я останавливаюсь. Тут есть о чём призадуматься, особенно когда машина "ест" три десятка литров солярки на сотню километров, и дорогу вот-вот занесёт.
– Сколько у него?
– Бидонов десять, не меньше, – отвечает Николай. – Да и на ферме около тонны.
– На ферме Вальдемар берёт.
– Вальдемар в такую погоду не ездит, – Николай достаёт из внутреннего кармана куртки сигарету и разминает её большим и указательным пальцами правой руки. – А коровам не объяснишь, что метель, и молоко вывозить не на чём…
– А морду не набьют?
– Это тебе-то? – усмехается Николай, всё ещё балуясь своей сигаретой.
Я знаю, что закурить он не решится. Просто в этом месте он обычно выпрыгивает из кабины, чтобы принять четыреста литров молока. Ну, а на улицу мой запрет, конечно же, не распространяется.
Я принимаю решение: моргая поворотником, огромная машина поворачивает налево.
Нет. Сегодня к океану мы опять не едем. Наш маршрут не в пример короче. Мы движемся к Антонюкам. Теперь дорога идёт в гору, но КАМАЗу всё равно, я даже позволяю ему разогнаться до семидесяти.
– Без женщин нельзя, – вздыхает Николай и прячет обратно сигарету. – Без них, баб, жизни нету…