Светлана безучастно следила за его действиями.
– Это же лобань, – неожиданно сказала она.
– Точно, – согласился Максим. – И что с этого?
– Лобань – пресноводная рыба, она в море не водится…
– Не водится, – опять подтвердил Максим, вычищая внутренности.
– А ты сказал, что на рыбалке был. Выходит, обманул?
Максим собрал голову и внутренности в кулёк, тщательно промыл руки, нож и тушку рыбы и серьёзно ответил:
– Мы на перешейке. Прямо перед нами – море, но позади, в двух километрах – Белгород-Днестровский лиман. Оттуда рыба. Вообще-то из головы можно было бы сварить уху, но уж больно неохота с жабрами возиться. Потому, хозяйка, ушицу будем варить, как в добрые, старые времена варили, из самой рыбы, а не из её куцых мозгов…
– Да не нужно её варить, – с неожиданной горячностью заявила Светлана. Краски вновь вернулись на её лицо. Глаза всё ещё блестели, но чувствовалось, что от удара она уже оправилась. – Просто пожарь и всё, и гарнира не надо.
– Хорошо, – с облегчением согласился Максим. – Как скажешь. Только я на минутку выскочу наружу, чешуя крупная, но всё равно, лучше я там её почищу.
За несколько минут его отсутствия, Светлана успела снять верхнюю одежду и умыться.
– А вот и мы, – жизнерадостно заявил Максим, сбрасывая с ног лапти. – Давай-ка пообедаем прямо сейчас, пока палачи размышляют, как бы получше перед нами извиниться…
– Максим, прошу тебя, оставь свой бравый тон, – осадила она его. – Я влипла, я это понимаю…
Она помолчала, потом продолжила:
– Извини за истерику, и спасибо…
– А спасибо за что?
– А за всё… – она перевела дыхание. – И вот ещё что, тебя они достать не смогут. Позволь, я тут у тебя дождусь их инструкций, а как они скажут что делать, ты меня подвезёшь до какой-нибудь цивилизации, что тут есть: автобус? электричка вроде шумела, и езжай себе. Я тебя в это дело втравила. Я виновата перед тобой.
Ты – хороший человек…
Максим молча, не перебивая, слушал, вытирая полотенцем рыбу и руки.
– Мне иногда так одиноко… – И вдруг она опять залилась слезами. – Мне всегда ужасно одиноко! Я всегда одна! Одна! Я! Я даже поверить не могла, что на свете есть ты, я боялась тебя… Как он мне твою фотографию показал… Я знала, что это не к добру!
Она замолчала, отвернулась к окну, за которым плотный февральский ветер безуспешно пытался разгладить вечные песчаные дюны, густо поросшие высокой, высохшей ещё прошлым летом осокой.
Максим спокойно вернул рыбину на доску и начал разделывать её по-корейски, на мелкие части-полоски, отделяя по возможности от редких костей.
"Да знаю я, – с ожесточением подумал он. – Леденящее, режущее душу одиночество.