– Ну, майор, что скажете? – бесцеремонным тоном поинтересовался Бакунин.
Воронцову было интересно, зачем убийце Роулса понадобилось присутствие представителя ГРУ. В конце концов, преступление было обычным, не затрагивавшим интересы служб безопасности, и находилось под юрисдикцией Воронцова.
– Если вам нужен диагноз, спросите у врача.
– Я спрашиваю вас. Почему нас обоих вызвали на осмотр трупа? Случай проходит по линии экономической преступности… не так ли?
– Может быть, полковник. Но может быть, что и нет.
Бакунин был всего лишь обычным офицером армейской разведки, чье превосходство над Воронцовым целиком и полностью объяснялось большим расстоянием до Москвы. Собственные полномочия Воронцова как руководителя следственного отдела УВД Нового Уренгоя были сугубо гражданскими и незначительными. Не то чтобы военные заправляли делами – это делали предприниматели, гангстеры и иностранные инвесторы, – но военных попросту было больше. В сущности, люди вроде Бакунина уже не раздражали Воронцова. Бакунин являлся одним из многих людей, которых он смутно недолюбливал и присутствия которых старался избегать.
Город казался скопищем огней, окруженным редкими и жалкими огоньками поселков, дач нуворишей и мелких крестьянских хозяйств. Новый Уренгой располагался на северной оконечности тайги, где чахлый карликовый лес вырождался в болотистые пустоши, переходившие в необъятные пространства северных тундр до самого побережья Карского моря. Это и была зона ответственности Воронцова – за тем исключением, что здешняя милиция играла роль трех легендарных обезьян, которые ничего не видят, ничего не слышат и ничего никому не скажут. Местные заправилы, в том числе и шеф Воронцова, лично присматривали за тем, чтобы он не совал нос куда не надо. Никто не имел права вмешиваться в священную миссию добычи газа и нефти из-под вечной мерзлоты.
– Нам оставлен знак, что действовал профессионал, – пробормотал Воронцов, обращаясь скорее к Дмитрию, чем к Бакунину.
Горов согласно кивнул.
– Ну и что? – резко произнес Бакунин с таким видом, словно температура воздуха была единственным вопросом, достойным его внимания.
– Но здесь есть кредитная карточка – такая чистая, должно быть, хранилась в бумажнике или в конверте, – сообщающая нам личность убитого. Она оставлена так, будто ее не заметили.
– Но почему позвонили мне? – сердито спросил Бакунин.
Обилие выпивки, недостаток сна… Грубость и жестокость, наложившие неизгладимую печать на черты широкоскулого лица Бакунина, могли объясняться любой из этих причин, но на самом деле объяснение коренилось в ином. Этот человек и в самом деле был жестоким: он глядел на окружающий мир с ненавистью и подозрительностью злобного борова.