– Возможно, из-за сигнализации. Они могли обманом проникнуть в дом, например, представиться поставщиками продуктов или посуды для вечеринки. Так было проще убить Бет… и Билли, и остальных.
Звонок телефона, стоявшего на массивном письменном столе колониального стиля, заставил обоих вздрогнуть. Лок взглянул на капли пролитого бурбона на своих темных брюках, затем резко встал и потянулся к трубке.
– Слушаю.
– Сэр, пришел мистер Тургенев. Он называет себя другом семьи и хочет подняться в номер.
Лок прикрыл ладонью микрофон и повторил слова портье Грейнджеру.
– Он хочет вернуться сюда. Вы в состоянии…
Страх вернулся. Грейнджер окаменел в кресле, крепко сжимая в пальцах забытую сигару. Его зрачки метались из стороны в сторону, словно он видел кошмар наяву и искал убежища. Лок не мог понять, что происходит.
– Пит хочет отдать дань уважения, выразить свои соболезнования, – объяснил он. – Вы можете вытерпеть его присутствие в течение хотя бы пяти минут?
Грейнджер судорожно кивнул. Рука, державшая сигару, снова дернулась, словно отгоняя что-то невидимое.
– Разумеется, – хрипло произнес он. – Пит – хороший малый…
– Тогда я зову его.
В трубке послышался голос Тургенева, спрашивавший, все ли в порядке.
– Поднимайтесь, Пит. Только не оставайтесь надолго, о'кей? Мистер Грейнджер очень утомился после полета.
Лок положил трубку и невидящим взглядом уставился в окно. Грейнджер мало-помалу расслабился.
– Выпьете еще?
– Почему бы и нет, черт побери? Это ничего не меняет, но хотя бы снимает боль.
Старик протянул пустой бокал, упорно отводя взгляд в сторону. Лок наполнил его бокал и помедлил над собственным, но потом решил, что больше не хочет пить. Пока что нет.
В дверь постучали. Лицо старика мгновенно застыло, будто он готовился к драке или к решающей партии в покер. Лок пошел открывать.
Красивое лицо Тургенева выражало подобающие случаю симпатию и сострадание. В его глазах таилась печаль.
– Мне так жаль, Джон, – тихо произнес он, обменявшись рукопожатием с Локом.
В следующее мгновение он энергично вошел в комнату, перекинув плащ через руку и держа на отлете русскую меховую шапку, жестом попросил Грейнджера оставаться на месте и твердым, выразительным жестом положил, ладонь на дряхлую руку старика. Рядом с ним Грейнджер казался маленьким и съежившимся. Вся картина на фоне светлого окна смотрелась, как средневековая фреска, изображавшая исцеление страждущего.
Тургенев опустился в одно из кресел напротив Грейнджера, не выпуская перекинутого через руку плаща. Он походил на отдыхающего тореадора.
– Я знаю, что ничем не могу вас утешить, Ван. Но поверьте, я понимаю вашу утрату и сочувствую вам… так же, как и Джону.