По меткому замечанию К. Ю. Ерусалимского, к тому времени «хорошо они жили друг с другом или плохо – стало уже частью судебной игры». Никаких доказательств склонности князя в семейной жизни к рукоприкладству и насилию, кроме заявлений Гольшанской и ее сторонников, не существует. Мария обвиняла Курбского, что он избивал ее палкой, уже в 1578 году, когда они разводились. Зато, по отзывам современников, «ругался князь так, что его слова вызнавали устно на допросах и не вносили в судебные книги с указанием, что свидетель в случае надобности их может сам произнести»[193]. Тут на руку Марии играла и репутация князя как москаля, который по определению должен быть грубым и жестоким тираном даже в отношении своей жены, о чем в Европе XVI века существовала целая система мифов, идущих еще от С. Герберштейна и его последователей.
К. Ю. Ерусалимский подчеркивал, что, вопреки некоторым утверждениям, Курбский и Гольшанская изначально жили вместе и согласованно действовали в борьбе за имущество Марии, что предполагает довольно высокую степень если не гармонии, то, по крайней мере, согласия по принципиальным супружеским вопросам. И. Ауэрбах, напротив, обратила внимание, что уже в «Новом Маргарите» (около 1575 года) Курбский посвятил несколько пассажей рассуждениям о вражде мужчин и женщин[194].
Н. Д. Иванишев связывал размолвку между Марией и князем Андреем с увлечением Курбским науками и переводами церковных текстов: «Такой образ жизни должен был наскучить Марии Юрьевне. Чтобы освободиться от власти угрюмого Москвитянина, она решилась отнять у него имения»[195], выкрала документы на владение землями и отослала их в Дубровицы своему сыну Яну Монтолту. До этого родственники Марии и она сама обвиняли Курбского, что это он выкрал у княгини пустые бланки с печатями и подписями, которые позволяли оформлять любые сделки как бы от имени Гольшанской. Курбский же утверждал, что бланки были украдены с неизвестной целью его слугой Матвеем Гинейком, и даже сделал соответствующее заявление во Владимирский уряд, чтобы предъявление таких бланков считалось недействительным.
Заметим, однако, что в источниках ничто не указывает на то, что брак Курбского сгубило чрезмерное увлечение мужа науками, якобы ненавистными жене. Напротив, Н. Г. Устрялов, основываясь, кстати, тоже на поздних рассказах Курбского, причиной ссоры считал чрезмерное пристрастие Марии к любовным похождениям, за что супруг даже был вынужден посадить ее под замок[196].
И. Ауэрбах назвала и «книжную», и «сексуальную» версии спекуляциями и показала на примере сходной тяжбы (связанной, кстати, с сыном Марии Андреем Монтолтом), что в основе вражды лежали имущественные споры. При этом ссылки на «несходство характеров», супружескую измену и физическое насилие были лишь инструментарием, который литовская шляхта часто использовала в судебных тяжбах по вопросам раздела собственности между родственниками, для обеления или очернения сторон в глазах судей