Дункан застонал и опустил голову, чтобы еще раз покорить ее рот. Фиби тихо застонала от отчаяния и нежности и подумала, что если он сейчас же не овладеет ею, то она просто умрет.
Но, хотя Дункан явно желал ее не меньше, чем она его, он не торопился. Он раздевал ее, целуя и лаская каждый изгиб и ложбинку ее тела, и его благоговейные прикосновения зародили в Фиби чувство, что точно так же язычники боготворят своих идолов. Он сжал ее сосок губами и тут же прикрыл ее рот ладонью, заглушив протяжный глухой крик.
Фиби выгнула спину, тихо постанывая и не осознавая ничего, кроме чувств, которые Дункан разбудил в ней. Она не знала и даже в самых буйных фантазиях никогда не воображала, что любовь может быть такой.
Когда Дункан насытился грудью Фиби, а она лежала мокрая и обессиленная, так тяжело и сладко было желать его, стремиться к нему, неосознанно стараться победить его, он скинул с себя одежду и медленно накрыл собой тело девушки. Она почувствовала, как напряглась его плоть, стремясь к ее влажному лону, и издала сладострастный стон, приглушенный его ладонью.
Дункан поцеловал ее в лоб, погладил по спутанным влажным волосам и прошептал:
- Твое тело стремится ко мне, но что говорит твой разум, Фиби Тарлоу? Мне не нужна женщина, которая не хочет мне отдаться.
Одурманенная, она лишь кивнула головой, положила ладони на его ягодицы, побуждая войти в нее, и поцеловала ладонь, закрывающую ее рот. Дункан не стал больше мучить ее, оттягивая момент обладания: он знал, что она ждет его, и овладел ею одним сокрушительным, неистовым рывком.
Хорошо, что он догадался зажать рукой рот Фиби, потому что она не смогла сдержать первобытный, звериный, приветственный крик, который зародился, казалось, в самой глубине ее существа.
- О Боже! - прошептал он. - О Боже! Он двигался все быстрее, погружался в нее все глубже, одновременно покрывая поцелуями щеки, веки, лоб девушки. Фиби дрожала под ним, выгибалась, как туго натянутый лук, то, отталкивая Дункана, то, прижимаясь к нему, отвечая порывом на порыв. Ее тело было мокрым, горячим, сердце переполняли столь древние чувства, что их названия были давно забыты; она стремилась к полному единению, боролась за него каждым бешеным рывком, каждым приглушенным стоном, но одновременно боялась его так, как грешник боится Страшного суда. Безумие освобождения, к которому вел ее Дункан, ослепляло и сжигало ее, ей казалось, что она не выдержит и погибнет. Оргазм обрушился на них гигантским, вселенским катаклизмом. Фиби резко выгнулась над веревочным матрасом и хищно, необузданно поглотила Дункана. Он находился глубоко внутри нее, каждая мышца его тела была напряжена, и Фиби чувствовала, как его жар заполняет ее лоно. Даже посреди этого неистовства она поняла, что именно Старуха прочитала по ее ладони и почему помогла ей бежать с Райского острова. Она догадалась обо всем в то мгновение, когда беспомощно изогнулась под мужчиной, только что овладевшим ею. Восторг освобождения все продолжался, снова и снова охватывая их, когда они думали, что последняя искра наслаждения уже угасла в них. Наконец Дункан вытянулся рядом с Фиби, одна его нога лежала на ее бедрах, словно он заявлял право собственности на нее. Дункан пребывал в сладостном изнеможении, и Фиби улыбнулась во тьме, запустив пальцы в его шелковистые волосы.