– Капитан Кунц, оставьте нас, будьте любезны, найдите себе дело…
Капитан нехотя удалился, норовя оглянуться через плечо.
– Где ты был все это время, Людвиг?
– Бродил где придется. В основном, шел на восток – хотел уйти из Церена.
Справедливый укоризненно покачал головой.
– Ты плохо поступил в Нусбауме – скрылся вот так, внезапно, тайком, не дождавшись нашего разговора. Быть может, я и сумел бы тебя убедить…
– В чем?
– В искренности моей дружбы. Быть может, в еще в чем-то важном. Хотя, какая теперь разница?
– Конечно, никакой.
Император сжал кубок так, словно хотел его раздавить.
– Не смей порицать меня! Я был твоим другом. Я лечил и спас тебя, я доверял тебе, ценил тебя и вознес так высоко, как никого другого.
– Я знаю и благодарен вполне. Спасибо, ваше величество.
– Не дерзи. Пойми, Людвиг, есть вещи сильнее меня. Если бы я мог позволить себе то, что в состоянии позволить обычный человек, я бы не стал искать тебя – у каждого свой путь. Быть может, как ученый путешественник, или даже как нищий странник, ты был бы если не счастлив, то, по крайней мере, уцелел бы. Но я не могу позволить себе поступков обычного человека.
– Как вы нашли меня?
– Тебя предала ведьма. Она врачевала твою рану, у нее осталась твоя кровь. Остальное – дело ее искусства.
– Магдалена здесь?
– Да, в палатке. Но я не позволю вам встретиться, в конце концов, и ты, и она, вы оба, как могли, служили Империи – я не хочу слышать грубостей или упреков.
– Что теперь?
Император молчал, глядя куда-то поверх плеча Фирхофа.
Людвиг обернулся – на только что подошедшем широкоплечем здоровяке не было костюма палача. Его тяжелый меч сгодился бы и для битвы, и для казни. Но сомнений все-таки не оставалось.
– Я не имею права на апелляцию?
– Будь ты осужденным изменником – имел бы. Но я тебя не сужу и не осуждаю, я только защищаю себя и свою страну. Конечно, ты не виновен, как не виновна взбесившаяся собака. Ты больше не человек, Людвиг, ты вредоносная стихия. Пусть нельзя казнить море или ветер, но уничтожить тебя я могу, хочу и обязан. Я убиваю не моего друга – его больше нет, а только символ. В конце концов, один обязан с охотой умереть ради многих…
– Непременно умереть? Готов поклясться – я все равно собирался уехать из Церена. Вы помешали мне.
– Уехавший может вернуться. Клятвы не столь прочны, как кажется доверчивым умам.
– Желаете подстраховаться?
– Да.
– Вы уверены, что не обманываете себя, государь? Что Нострацельс не ошибался?
– Он не ошибся, нет. Вспомни – когда ты заметил первые странности, изменения в самой природе реальности?