Тем не менее она настояла на своем и не только приготовила обед, но и подала его, а потом села и сама за стол, уже без фартука и нагрудника, в качестве почетной гостьи, причем миссис Уилфер первая откликнулась на радостное воззвание мужа: "За все предлагаемое нам да возблагодарим господа..." - похоронным "аминь", словно рассчитывая отбить аппетит у проголодавшегося семейства.
- Удивительное дело, папа, - сказала Белла, глядя, как он режет курицу, - отчего это они такие красные внутри? Порода такая, что ли?
- Не думаю, что порода какая-нибудь особенная, душа моя, - возразил папа. - Я склонен думать, что они не совсем дожарились.
- А должны бы дожариться, - заметила Белла.
- Да, я знаю, милая, - ответил ей отец, - а все-таки они... не совсем готовы.
Пустили в ход рашпер, и добродушный херувим, нередко занимавшийся в семейном кругу совсем не херувимскими делами, как это случается видеть на картинах Старых Мастеров, взялся дожаривать кур. И в самом деле, помимо глядения в пространство - род деятельности, которому весьма часто предаются херувимы на картинах, - этот домашний херувим выполнял отнюдь не меньше самых разнообразных функций, чем его прототип: с той только разницей, что ему чаще приходилось орудовать сапожной щеткой, чистя обувь для всего семейства, нежели играть на огромных трубах и контрабасах, и что он проводил время с пользой, живо и весело бегая по своим делам, вместо того чтобы парить в небесах и показываться нам в ракурсе, непонятно для какой цели.
Белла помогала ему в дополнительной стряпне, и он был очень этим доволен, но она же и перепугала его до смерти, спросив, когда они снова сели за стол, как, по его мнению, жарят кур в Гринвиче и правда ли, что там так приятно обедать, как об этом рассказывают? Его ответные подмигивания и укоризненные кивки смешили коварную Беллу чуть не до слез; в конце концов она подавилась, и Лавиния была вынуждена похлопать ее по спине, после чего она расхохоталась еще пуще.
Зато ее матушка на другом конце стола весьма тактично умеряла общее веселье; отец в простоте души то и дело обращался к ней со словами:
- Душа моя, боюсь, что тебе совсем не весело?
- Почему же вам так кажется, Р. У.? - звучно и холодно отвечала она.
- Потому, душа моя, что ты как будто не в духе.
- Нисколько, - возражала ему супруга так же холодно.
- Не хочешь ли взять дужку, милая?
- Благодарю. Я возьму то, что вы мне предложите, Р. У.
- Но, милая, ты, может быть, хочешь взять другой кусок?
- Мне совершенно все равно, тот или этот, Р. У.
И величественная матрона продолжала обедать с таким видом, словно кормила кого-то другого ради общего блага.