Белла привезла десерт и две бутылки вина - доселе невиданное в день годовщины великолепие. Миссис Уилфер провозгласила первый тост, первая подняв бокал.
- Р. У., пью за ваше здоровье!
- Спасибо, милая. И я выпью за твое здоровье.
- За папу и за маму! - сказала Белла.
- Позвольте мне, - вмешалась миссис Уилфер, простирая перчатку. - Нет! По-моему, не так. Я пила за вашего папу! Но если вы хотите пить и за меня, то я вам очень благодарна и не возражаю.
- Господь с вами, мама! - перебила ее дерзкая Лавви. - Ведь вы же с папой обвенчались в этот день, вы с ним теперь одно! Никакого терпения с вами не хватит!
- Чем бы ни отличался этот день от других, во всяком случае, это не такой день, Лавиния, чтобы я позволила моей дочери набрасываться на меня и грубить. Я прошу тебя - нет, приказываю тебе! - не грубить. Р. У., именно сейчас будет весьма уместно напомнить вам, что это ваше дело - приказывать, а мое - повиноваться. Это ваш дом, у себя за столом вы хозяин. За наше с вами здоровье! - И она выпила бокал с ужасающей непреклонностью.
- Я, право, немножко боюсь, милая, что тебе не очень весело, - робко заикнулся херувим.
- Напротив, мне очень весело, - возразила миссис Уилфер. - Почему это мне не должно быть весело?
- Мне так показалось, милая, судя по твоему лицу...
- У меня может быть лицо как у мученицы, но не все ли это равно, да и кто об этом может знать, если я улыбаюсь?
И она улыбнулась, несомненно заморозив своей улыбкой всю кровь в жилах мистера Джорджа Самсона. Ибо этот молодой человек, встретившись с ней взглядом, был до такой степени перепуган выражением ее улыбающихся глаз, что стал доискиваться мысленно, что он сделал такого, чтобы извлечь на себя этот ужас.
- Душа, вполне естественно, впадает, как бы это выразиться - в мечтания или, лучше сказать, обращается к прошлому в такие дни, как этот, произнесла миссис Уилфер.
Лавви, с вызовом скрестив руки, возразила, но так, однако, чтоб ее не услышали:
- Бога ради, мама, уж выбирайте поскорей одно или другое, что вам больше нравится, да и дело с концом.
- Душа естественно обращается к Папе и Маме, - продолжала миссис Уилфер с ораторским пафосом, - я имею в виду моих родителей, - в то далекое время, когда заря моей жизни еще едва занималась. Меня считали высокой, возможно, что я и в самом деле была высокого роста. Папа и мама, несомненно, были высокого роста. Я редко встречала женщин представительней моей матери и никогда - представительней отца.
Неукротимая Лавви заметила довольно громко:
- Кем бы ни был наш дедушка, все-таки он не был женщиной.