– Мы, кюре прихода О-де-Бельвиль, пастырь церкви Невинных, требуем отдать нам демонов и злых духов, коих вы укрываете в своем жилище!
Совершенно не понимаю, почему мне вспомнилась эта история.
– Приказываем вручить нам живым то воплощение зла, что нашло прибежище в вашем доме.
Все происходящее, этот псих со своей клакой, виделось мне в багровом ореоле.
– Здесь умирали люди, их убивали злокозненные излучения, и здесь явилось на свет новое воплощение дьявола в человеческом облике.
Я спросил: что происходит? что вам угодно? Святоши позади священника стояли с отсутствующим видом, чистые зомби, бледные, безмолвные, управляемые зомби вуду, мне бы покрыться гусиной кожей, а я не испытывал ровно ничего.
– Вы породили Дьявола, последний раз говорю, отдайте нам ребенка.
До меня донеслись вопли Марианны, у нее начиналась истерика, какое-то крылатое существо уселось наверху, на лестничных перилах. Я его сразу узнал, та же харя, что мы видели в церкви, в придачу рядом немедленно пристроилась ее сестричка, я поднял пистолет, у меня не выходил из головы библейский завет, все, взявшие меч, мечем погибнут, поэтому я некоторое время колебался; отдайте ребенка, родители Сатаны, оба суккуба хлопали крыльями, жадные, омерзительные, от них исходил гнилой смрад, я старался успокоиться, потянуть время, и опять спросил, что происходит, вы что, шутите, но как раз в ту минуту, когда этот ненормальный уже готов был наброситься на меня, а я навел на него пушку, намереваясь расстрелять в упор, откуда-то вылетел громадный ком перьев, острые когти впились священнику в лицо, обе хари сорвались с места, ив следующий миг мы лицезрели схватку диких зверей, точно как в Кинг-Конге, мордобой доисторических животных, зомби попятились, а я заорал и тоже орал как оглашенный: это Бог, Бог пришел к нам на помощь, ублюдок, сволочь, это ты Дьявол, это ты Сатана, – я пинал ногами бедного иллюмината, а он, бедолага, защищал глаза окровавленными культями. Он прав, завопил один из зомби, это Феникс, их спас Феникс, поднялась неописуемая толчея, и вдруг все кончилось, я стоял на лестнице и очумело смотрел на голубоватое перо, кружившееся в мутном свете лестничной, клетки.
– Вот и ладушки, – сказал я Марианне, – они ушли.
Я закрыл дверь, Марианна скорчилась в дальнем углу столовой, прижимая к себе Флавия; н-да – я пытался иронизировать – нескучный денек; Марианна так дико вращала глазами, что мне опять подумалось, уж не спятила ли она часом, я подошел и тихонько разжал ее судорожно сведенные руки, иди сюда, дьявольское отродье, иди к папочке, с ней опять случилась истерика, ну что нам делать, что нам делать, я положил Люцифера в колыбель и посоветовал ей пойти к себе и успокоиться, у меня от нее болела голова.