Опять наступило молчание, и мальчик стал уже уходить, крадучись, когда услышал ее шаги наверху и остановился. Она подошла к Джонасу, заговорила с ним ласково, сказала, что полагается на него во всем, будет всегда спрашивать его и делать, как он захочет, и что они еще могли бы быть очень счастливы, если б только он был с ней поласковее. Он ответил проклятием и...
Неужели ударом? Да. Пусть суровая правда свидетельствует против подлого негодяя - ударом!
Ни сердитых криков, ни громких упреков. Даже ее плач и рыдания звучали приглушенно, так как она прижалась к нему. Она только твердила в сердечной муке - как он мог, как он... мог! - а остальное заглушили слезы.
О женщина, возлюбленная дщерь господня! Лучшим из нас следует быть снисходительным к твоим ошибкам, хотя бы ради той пытки, какую придется тебе терпеть, свидетельствуя против нас в день Страшного суда!
ГЛАВА XXIX,
в которой одни держат себя развязно, другие деловито, третьи загадочно - каждый на свой собственный лад
Быть может, тревожное воспоминание о виденном и слышанном, а быть может, не слишком глубокомысленное открытие; что ему решительно нечего делать, заставило мистера Бейли на следующий день почувствовать особенное тяготение к приятному обществу и побудило его нанести визит своему приятелю Полю Свидлпайпу.
Как только маленький колокольчик шумно возвестил о прибытии гостя (ибо мистер Бейли при входе сильно толкнул дверь, стараясь извлечь из колокольчика возможно больше звона), Поль Свидлпайп оторвался от созерцания любимой совы и сердечно приветствовал своего молодого приятеля.
- Ну, днем ты выглядишь еще нарядней, чем при свечах! - заметил Поль. Первый раз вижу такого франта и ловкача.
- Вот именно, Полли. Как поживает наша прелестная Сара?
- Да ничего себе, - сказал Поль. - Она дома.
- А ведь и сейчас видать, что была недурна, - заметил мистер Бейли небрежным тоном светского человека.
"Ого! - подумал Поль. - Да он старик! Дряхлый старик, совсем дряхлый".
- Уж очень расползлась, знаешь ли, - продолжал Бейли, - очень жиру много. Но в ее годы бывает и хуже.
"Даже сова и та глаза вытаращила! - подумал про себя Поль. - И не удивительно, это птица серьезная".
Он как раз правил бритвы, которые были разложены в ряд, а со стены свешивался гигантский ремень. Глядя на эти приготовления, мистер Бейли погладил подбородок и, как видно, придумал что-то новенькое.
- Полли, - сказал он, - у меня на щеках как будто не совсем чисто. Раз я все равно здесь, не мешало бы побриться, так сказать, навести красоту.
Брадобрей разинул рот, но мистер Бейли, сняв шейный платок, уже уселся в кресло для клиентов с величайшим достоинством и самоуверенностью, перед которыми невозможно было устоять. Что бы ни казалось на глаз и на ощупь, это не шло в счет. Подбородок у Бейли был гладкий, как свежеснесенное яичко или скобленый голландский сыр, однако Поль Свидлпайп даже под присягой не рискнул бы отрицать, что он бородат, как еврейский раввин.