Люк прервал поцелуй, но только для того, чтобы провести губами по ее подбородку и найти маленькое углубление под ухом. Ему не нужно было думать о том, чего ей хочется, он знал, что может взять все, что захочет. Он был уверен, что никто не нарушит их уединения, он знал общество, которое собралось у леди Харрингтон, и его чувства были сосредоточены на женщине в его объятиях, на мучительном предвкушении, которое дарило ему стройное тело, попавшее в руки.
Женщин у него было много, но эта… Он отметил разницу, он был слишком опытен, чтобы не заметить при всей силе своего желания, что она оставалась запретным плодом наслаждения. Запретным плодом, который теперь он мог испробовать, а впоследствии наслаждаться им, когда и как пожелает. Эта мысль, почти неосознанная, разожгла его страсть, но он не дал ей воли, а стал играть ее страстью, уверенный, что в конце концов он получит все, что захочет, что пожелает — любая его причудливая мечта обязательно и полностью осуществится.
Быстрое движение пальцев — и ее нагие груди наполнили его пригоршни. Она задохнулась, ее ресницы затрепетали, но она не открыла глаз. Не посмотрела вниз.
Он совсем не удивился, когда она страстно поцеловала его. Он выждал и вновь повел корабль по волнам прилива, снова заставил ее чувства кружиться в водовороте, а его руки играли и изучали ее. Они нашли кончики ее грудей, крепко сжали, ласково ущипнули, потом нежно погладили… И вот уже она задохнулась, прервала поцелуй и подняла голову, чтобы вдохнуть воздух.
Он провел губами по ее шее, по тонкой коже над ключицами, потом ниже, до мягкого верхнего изгиба груди. Жар его губ коснулся ее, и она замерла, дрожа… Он не остановился, он лизнул, открыл рот и вобрал в себя сосок, нежно тронув его языком.
Звук, который она издала, не был ни выдохом, ни всхлипом — это был звук восторженного потрясения. Люк продолжал дарить ей наслаждение — ей и себе. Первая проба ее плоти останется у него в памяти как нечто сверкающее — ведь еще никто никогда не пробовал ее, не прикасался к ней вот так.
Постепенно он поднимал ее вверх, так что теперь ее бедро касалось его возбужденного мужского естества. Она не могла не понимать, в каком он состоянии, но ни стремления остановиться и отступить, ни вдруг проснувшейся девичьей скромности, ни малейшего страха не чувствовалось в ней.
Когда же он уловил блеск ярких сапфиров под ее ресницами и понял, что она наблюдает за ним, это еще больше разожгло его желание — желание, которое разгоралось с каждой минутой все сильнее. Она наблюдала, как он отдает должное ее грудям, наблюдала, как он наслаждается ее щедростью.