Он не выдержал; ему удалось втянуть в себя столько воздуха, чтобы проскрежетать:
— Вы же обещали…
Она слегка скривила губы — в этой ее милой, понимающей, покровительственно-вызывающей улыбке.
— Я сказала, что вам не о чем волноваться — вам и не о чем, разве не так?
Он хотел оторвать ее от себя, но обхватил обеими руками ее стан. Впрочем, это желание тотчас исчезло, как только он ощутил ее тело, — тепло ее кожи проникало сквозь тонкий шелк.
Настоящее соблазнение.
Это было видно по ее лицу, по неистовой синеве ее глаз, по женственному изгибу губ.
Он сделал последнюю попытку обратиться в бегство, но теперь уже не помнил, какие у него были основания для отказа. Он посмотрел на ее губы. Еще раз втянул в себя воздух. Раскрыл рот…
— Перестаньте думать, — услышал он. — Перестаньте сопротивляться. Просто…
Он впился в нее губами, не дав договорить, и заключил в объятия.
Устроил своим чувствам праздник — отпустил их на свободу.
Она была права — сопротивление бесполезно. Все пути к отступлению были отрезаны в тот момент, когда он ощутил ее всю, такой, какой она была, — предлагающей ему себя. Обнаженная, в его объятиях, она припала к нему, отвечая на его поцелуи и желая отдаться ему.
С радостью Амелия почувствовала, как объятия его сомкнулись, и ощутила на его губах, жестких и требовательных, долгожданный ответ. Он сдался на милость победителя. Не прерывая поцелуя, он взял ее на руки и понес к кровати.
На этот раз она хотела не только поцелуев, не только прижиматься к его возбужденной плоти, не только ударов его языка, которые вздымали в ней бурю чувств. Она хотела большего. Она хотела всего.
Она слегка отстранилась и выдохнула:
— Ваша одежда.
Она распахнула на нем фрак, и он отступил, сорвал с себя фрак и отшвырнул в сторону.
Неистовство, сквозящее в этих движениях, заставило ее прищуриться. Он заметил это и замер. Его глаза, темные и пылающие, остановились на ней, он обхватил ладонью ее подбородок и притянул к себе ее голову. Он внимательно посмотрел ей в глаза — она и не пыталась скрыть свое любопытство. Он склонился над ней и прошептал:
— Вы должны знать, о чем просите. Вы это получите.
Она дерзко встретила его губы в надежде, что узнает на конец-то его до конца.
И она принялась за дело. Расстегнула пуговицы на его рубашке, положила руки ему на грудь, стала трогать, шарить, хватать, мурлыча от удовольствия. Кожа у нее под руками была горячая, мышцы крепкие и твердые. Его грудь была чудом жестких черных волос и мужской твердости; она наполняла этим свои руки и свои чувства.
Он снял рубашку. Она скользнула руками вниз по его спине, по мускулистому животу. Когда ее пальцы устремились ниже, он резко втянул в себя воздух и затаил дыхание, а она легко провела пальцем по выпуклости на его панталонах. Он замер и не остановил ее, когда она нащупала пуговицы у него на поясе. Поцелуй их стал каким-то другим — он дышал теперь не так глубоко, внимание его отвлеклось…