* * *
Если вдруг поступаешь опрометчиво, то уж делай это сразу, долго не раздумывая. И вот Даша сообщала телефонистке свой домашний номер. Она решила, что завтра же уедет домой. Снова «Октябрьский», и Даша в кабинете главного бухгалтера. Словом, обстановка была такова: через пятнадцать минут она и Роман танцуют первый танец программы. И Даша, не отрываясь от телефона, слышала, как Роман, бегая по коридорам, безнадежно искал свою партнершу, то бишь ее.
– Алло! Папа?! – закричала она в трубку, когда, наконец, отозвались на ее звонок.
– Эй, сестренка! Что совсем забыла своего братишку, да?
– Костик! – воскликнула шокированная Даша, – Костик, миленький, как хорошо! Я из Питера...
– Да, я знаю. Мама говорила. Ты чего? Что-нибудь не так? – обеспокоенно спросил он.
– Я тороплюсь. Но вот что...
Даша, запинаясь и в то же время почти обезумевшая от радости, все-таки проговорила свой адрес в Петербурге для того, чтобы он как можно скорее за ней приехал. Константин еще уловил, пожалуй, самое главное в ее сообщении – она просила его не рассказывать родителям об этом звонке.
Наконец, Лис догадался заглянуть в кабинет главного бухгалтера. Этот кабинет с мягким кожаным диваном – единственно, откуда можно было позвонить. Он уже собирался звонить на квартиру, поскольку в его голове начали возникать сомнения о том, будет ли Даша танцевать с ним первый танец.
– Вот она! – сказал он, словно перед ним стояла какая-то неугомонная проказница. – Бежим! Уже освещение готово, зрителей полон рот.
Он взял ее за руку, и они сбежали вниз по ступенькам, переходя из администраторского корпуса в зал.
– Чувствуй меня! Понимаешь? – на ходу поучал он ее. – Доверься мне, будь свободна...
Даша дрожала, боялась запутаться в своем длинном сценическом платье и кивала головой на все то, что щебетал ей Роман.
– ... И главное, Даша, главное не бойся всех этих открытых ртов. Понимаешь?.. – сказал он перед тем, как грянула музыка, которая растворила их в ярком кадре этого огромного зала. В какую-то долю секунды на этом фоне вся другая жизнь стала меркнуть. Но другой жизни не было, и Даша ощущала лишь танец. Она и танец – третьего не дано.