Черногоров допил остывший кофе:
– Много у тебя сегодня работы?
– Завершу допрос Лыкова из банды Умника, затем поговорю с самим Володькой. К утру примусь за Алевтину Клементьеву. Думаю, к восьми кончу. Этот Умник, хоть и ранен, но находится в ясном сознании, куражится и затягивает допрос насколько возможно. Опять же, часто делаем перерывы – так велят врачи.
– С Алевтиной тоже порядком провозишься, – заверил Черногоров. – Ее Кремнем кличут. Тертая баба.
Он поглядел на землистое лицо Андрея:
– Как закончишь – отправляйся спать. И не в кабинет, – домой. Отдохни два дня, затем – снова за работу.
– Благодарю.
– На том свете отблагодаришь, – усмехнулся Кирилл Петрович.
* * *
Старики Аграновичи отправились на покой, как обычно, в половине десятого. Однако сон не шел, мысли о местонахождении непутевого сына Яши лезли в голову. Конечно, младшенький нередко пропадал из дому, к чему родители уже порядком попривыкли. Теперешний трехдневный загул обеспокоил их не на шутку – в городе шли повальные облавы, милицейские патрули проверяли всех запоздалых гуляк.
Намедни сосед Йося, возвращавшийся от любовницы, провел ночь в отделении. Абрам Моисеевич покрутился с боку на бок, поднялся с постели и с ворчанием поплелся на кухню. Он зажег лампу и с хмурым упрямством принялся перечитывать июньский номер «Рабочего корреспондента». Он прочел беседу товарища Сталина с сотрудниками журнала; согласился с тезисом Генсека о том, что рабочие и сельские корреспонденты способны «сыграть роль проводника пролетарского общественного мнения», и перешел к статьям. Сообщения рабкоров об успехах восстановления отечественной индустрии и опытах по смычке с деревней путались с засевшей в мозгу беспокойной злобой на сына: «Люди вот доменную печь пустили, а этот негодник шляется невесть где…» Из спальни послышался сдавленный вздох Беллы Львовны.
– Ты-то хоть, мать, спи. Не береди душу, – крикнул в дверь старик Агранович.
Он продолжил чтение, время от времени отрываясь и прислушиваясь к звукам из спальни.
К полуночи Белла Львовна заснула. Абрам Моисеевич на цыпочках пробрался к спальне и притворил дверь.
В половине первого в окошко легонько постучали. От недоброго предчувствия у старика мелко задрожали руки – Яшка всегда отпирал дверь своим ключом, соседи в такую пору заходить не имели обыкновения, а милиционеры привыкли подымать грохот на всю округу. Агранович подошел к двери:
– Проходите себе, граждане, дома только я и злая собака, – сурово буркнул он.
– Отоприте, Абрам Моисеевич, мы – Яшины знакомые, – отозвался молодой голос.