Михаил вдруг вспомнил, как однажды, набедокурив в гимназии, оказался в числе наказанных и с тревогой ожидал объяснений с отцом. Узнав от директора о «подвигах» сына, Владимир Константинович позвал Мишу к себе в кабинет. Нелюбин-старший раскрыл семейный альбом и поманил сына: «Вот твои предки, Михаил. Их портреты ты видел не раз, – сказал Владимир Константинович. – Они с честью служили нашей Родине и не посрамили семьи. Запомни, сын: совершая дурное, прежде подумай, не запятнаешь ли ты чести славной фамилии…»
Когда Михаил уезжал на германский фронт, отец крепко обнял его и шепнул на ухо: «Вернись живым! Помни о матери и под пули зря не суйся. А уж если и суждено умереть, так умри геройски!»
– …Топтыжка! – отвлекла сына от воспоминаний Елена Михайловна. – Ты о чем задумался?
– О папе.
– Не кори себя… Вижу, вижу, коришь. Я и сама себя убивала тем, что не уговорила Володю уехать к сестре в Ярославль. Там и потише, и подальше от столичных ужасов. Да только от судьбы не убежишь, сынок, – она печально улыбнулась. – Поднимайся-ка, я тебя чаем попотчую. С пирогами и вареньем!
– Благодарю, мамочка, я не голоден.
– И не упорствуй. Садись за стол, а я мигом накрою.
* * *
Искусство заваривать чай кажется бесхитростным и простым. Однако то ли имеет всякая хозяйка свои маленькие секреты, то ли вместе с крутым кипятком добавляет вам в напиток частичку своего настроения, а только всюду чай пьется по-разному. Бывает, в дороге примешь стаканчик в привокзальном ресторане – вроде бы и чай хорош, да не идет в горло – так велика спешка, и занимают разум досужие мысли.
А бывает, уж так жажда припрет – перехватишь в грязном буфетишке чайку с баранкой и не заметишь, что чай тот – вовсе и не чай, а сущая дрянь, и баранка вдобавок квелая. А пьется хорошо, потому как настроение такое случилось.
Нелюбины превращали чаепитие в настоящий ритуал. Пили только собравшись всей семьей, с неизменной сервировкой и длинными разговорами. Миша особенно любил «гонять чаи» зимой, когда отец вечерами возвращался со службы… «А и пурга, скажу я вам, метет! – раздеваясь, говорил в передней Владимир Константинович. – Уж думал: калоши в снегу потеряю». Отец заходил в столовую, потирая руки и улыбаясь. От него пахло морозной свежестью и чем-то родным, только ему свойственным. «А-а, Топтыжка уже за столом! – приветствовал он сына. – Ну-ка, попотчуй нас чайком!» Миша только того и ждал: он любил наливать отцу чаю в его большую зеленую чашку…
Елена Михайловна угощала сына и расспрашивала о житье-бытье.
Когда подробный рассказ о новой жизни был закончен, Михаил поинтересовался: