– «Моветон», «хоумлесс», «раритет», – повторил беглец. – Ты кто, Михалыч? Бывший профессор?..
– Почти, – улыбнулся Михалыч, – я, Сережа, раньше философию в институте преподавал. – Лицо хозяина «особняка» вдруг изменилось, потемнело. Он налил полный стаканчик, опрокинул жидкость в глотку. – Философию…
– А потом? – осторожно спросил гость.
– От семьи ничего не осталось…
Хозяин дома помолчал, Сергей его не торопил.
– Мама умерла, – теперь Михалыч говорил коротко, отрывисто. Видно было: ему трудно вспоминать то, что он долго старался выкинуть из памяти. – Умерла, да… Времена изменились, философия стала никому не нужна. В институте платили копейки. Жена ушла. Один я бедовал.
А тут эти объявились… «Черные риелторы». Один я был, в смысле квартиры, вот и насели… Вроде не дурак – все знал, все понимал. Хотел поменьше хату, чтоб и платить за нее легче было, и на черный день что-то отложить… А так дело подстроили, вывернули, что остался вовсе без квартиры. Выселили в сланцевскую коммуналку. Это не здесь, городок такой в Ленинградской области.
– Так ты питерский?! – удивился Поздняков. – Ничего себе! А как на московской свалке оказался?
– А вот так и оказался, – хмуро ответил Михалыч. – Как понял, что надули меня, пошел к чиновникам и юристам, которые сделку по квартире визировали. Помню одного. Говорю ему: «Мил человек! Ты глянь, что получилось. Обманули, без квартиры оставили…» А он в лицо рассмеялся, не стесняясь. Мол, езжай, придурок, в Сланцы, доживай свой век. Радуйся, что жив, на двух ногах ходишь. А про квартиру забудь, не твоя она…
Так и получилось, что вместо «двушки» в Озерках стал я обладателем девяти квадратных метров в сланцевской коммуналке. Знаешь, Сережа, пока у нас такая власть – не будет страна жить по-человечески. Мы все норовим к Европе приобщиться, мним себя цивилизованными, правильными. Чиновники об успехах рапортуют. Тьфу! Я тогда – переселили ведь – прошелся по Сланцам. Там в конце, за городком, кладбище. На нем – кресты свежие, без имен и фамилий. Знаешь, сколько? У меня было время посчитать, побродил я по рядам. Почти две с половиной тысячи человек умерло в сланцевских коммуналках – одиноких, никому не известных, забытых всеми. А квартиры их отошли в собственность аферистов. Можешь себе представить, сколько боли и зла?
Поздняков выпил полный стакан – вслед за хозяином. Не закусывая.
– Такая вот у нас страна, Сережа, – вздохнул Михалыч. – Вернее, это не страна. Чиновничий аппарат, с него все начинается. Ловили бы жуликов да расстреливали – показательно, поставив к стенке, – быстро бы все это прекратилось. Вот, говорят, раньше террор был, люди хорошие при Сталине пропадали. Но нет у нас в стране закона, Сережа. Раньше хорошие пропадали – а теперь все подряд.