Мэд Гоги иногда заходил ко мне «в гости», сразиться в шахматы. Признаюсь, оказался для него слишком плохим партнером – почти все время уступал. Василий как-то раз похвастался, что умеет играть с закрытыми глазами. И еще добавил, что несколько месяцев назад у них тут был еще один мужик, который тоже мог «колбасить, не глядя на доску».
Я по глупости спросил, куда он подевался. Будто сам не мог догадаться. По-моему, все «кролики» здесь движутся одним и тем же маршрутом – через кормушку и анализы – в лабораторию Вербинского. Василий сразу же замкнулся, ушел в себя. Даже потерял концентрацию и проиграл одну партию. Видимо, думал о том шахматном партнере.
Теперь пришла очередь Мэд Гоги. Он сошел с ума, сегодня, прямо во время ужина. Даже не знаю, виноват ли тут какой-то вирус, который ему ввели. Все думаю об этом… Пишу и думаю… Нет, скорее всего, дело не в вирусе. Если б Мэд Гоги заразили чем-то страшным, его бы не вернули в «загон». Отправили бы под один из малых куполов – в карантинные блоки.
Видимо, на него подействовала новая модификация препарата Вербинского – какой-то неожиданный побочный эффект. Наш драгоценный Олег Борисович последние дни буквально светился от счастья, все напевал под нос «карамельные» шлягеры. Так и казалось – нашел то, что долго искал. Наверное, не справился с собственными эмоциями, вогнал в вену Мэд Гоги лошадиную дозу катализатора. Или чудо-препарата – кому как больше нравится.
Гоги сидел неподалеку от меня, уткнувшись носом в тарелку. Жрал макароны с подливкой, не глядя по сторонам. Теперь знаю – не я один тут умный. Дураков, которые ни о чем не думают, живут сегодняшним днем, – с избытком, но есть и сообразительные «кролики». Василий понимал, что с ним будет. Догадывался: после закачки – едва только организм усвоит препарат – в вену введут штамм какой-то ужасной болезни. Наверное, он страшно переживал, чем все это закончится. Но ему не суждено было дожить до мига, когда в вены закачают отраву.
Он вдруг завопил – не знаю: от боли или еще от чего. Взгляд у Гоги стал абсолютно безумным. Когда он посмотрел на меня – шерсть на загривке встала дыбом. Честное слово, захотелось убежать, спрятаться. А Мэд Гоги вдруг ударил себя тарелкой по лицу. Потом швырнул ее в сторону. Я закрываю глаза и снова вижу: он моргает, часто-часто, по лицу, подбородку течет подливка. На рубашку, на грудь.
А потом он с ревом бросился к стене, принялся биться головой о бетонную переборку. Орал, не переставая, только ничего было не понять. Ни одного членораздельного слова. Так жутко…