Джоко опустил голову и помешал кофе в чашке. Затем он сделал большой глоток и поставил полупустую чашку на стол.
– Дело в том, Рия, что я должен был это сделать.
– Я не понимаю тебя.
– Меня к тебе послал инспектор Ревилл. Мария ждала, что он скажет дальше. В ее горле встал ком.
– У него есть мое признание, – продолжал Джоко. – Он заставил меня написать его и подписаться, а затем отложил его в ящик стола. И теперь, когда требуется выполнить работенку, которую не поручишь никому из этих проклятых легавых, он вызывает меня.
– Значит, ты вроде полисмена, – облегченно вздохнула Мария.
– Нет, мэм, я вор, – Джоко встал и заходил по комнате, придерживая больную руку, осторожно шевеля ей, сжимая в кулак и снова выпрямляя пальцы. Его дыхание участилось, но он продолжал разминать руку. – Я это сказал только потому, что не могу оставить тебя здесь одну. Слишком многие знают, где я живу. Ты должна пойти со мной к Ревиллу. Но теперь ты знаешь обо мне правду.
– Я удивлялась, почему ты следил за мной.
– Теперь ты это знаешь, – он остановился и взглянул ей в лицо, ища там презрение и осуждение. – Почему ты не злишься?
– Почему я должна злиться? В конце концов теперь все встало на свои места, – Мария сняла соломинку с его рубашки.
– Не говори так, – проворчал он.
– Как, – притворилась она непонимающей.
– Словно чертова мученица, – Джоко взмахнул здоровой рукой. – Словно я предал тебя. Ни в чем нет никакой разницы, кроме того, что ты теперь знаешь, почему я тем утром оказался перед твоим домом. Все остальное, что было между нами, было честным.
Марии хотелось верить ему. Она опустила глаза, чтобы он не заметил в них неприкрытой надежды.
– Ты мне веришь?
– Я не знаю, чему верить. Во-первых, ты вор. Во-вторых, ты работаешь на Скотленд-Ярд.
Джоко взял Марию за подбородок и поднял ее лицо.
– Верь, что я вор, – прошептал он. – И не слишком хорош для тебя. Верь, что этим утром я сказал тебе правду – обо всем.
Мария не отвечала. Она не могла придумать ответа. В ее сердце было смятение. Джоко отстранился от нее:
– Вот что, послушай. Лучше, если ты будешь знать, что я не какой-нибудь чертов добрый самаритянин и не один из этих констеблей Бобби Легавых. Когда я ввязался в это, у меня был выбор защищать тебя или идти в тюрьму.
– А теперь?
– Я думаю, что Ревилл вызывает меня, чтобы сказать мне, чтобы я оставил тебя одну.
Мария в страхе встала со стула.
– Он не может этого сделать! Ты – единственный, кто помогает мне. Ты уже так много сделал. Мы оба так много сделали. А теперь мы приблизились к цели – я чувствую, что мы у цели. Зачем он отзывает тебя? – ее глаза сузились с новоприобретенным цинизмом: – Может быть, потому, что мы оказались к ней слишком близко?