– Может быть, вам вздумалось мне отомстить? – вскинув бровь, сказала она.
– Отомстить? Но за что? – недоуменно спросил он.
– За то, что из-за меня уволили вашего отца.
Хит стиснул пальцами набалдашник трости.
– Я вас не понимаю, объясните!
Она сглотнула ком и сдавленно произнесла:
– Это по моей вине тогда уволили вашего отца. И вам пришлось покинуть наш дом.
В карете повисло напряженное молчание. Превозмогая резкую боль в сердце, Тесс с дрожью в голосе спросила:
– Значит, вы не отрицаете, что задумали мне отомстить?
Хит ненадолго замолчал, а потом с озадаченной миной спросил:
– Что заставляет вас терзаться чувством вины передо мной за эпизод, имевший место десять лет назад?
– Вам это прекрасно известно… – выдохнула Тесс.
– Увы, я теряюсь в догадках! Поясните, пожалуйста! – попросил Хит, вперив в нее изучающий взгляд.
Она заерзала на сиденье, встревоженная внезапными видениями давно минувшей поры. На ее щеках заиграл румянец, ноздри чувственно затрепетали. И действительно, отчего ей до сих пор становится не по себе, когда она вспоминает этот случай из своей быстро промчавшейся юности? Почему ее гложет совесть за проявленную тогда покорность?
– Я жду от вас объяснений! – повторил Хит ледяным тоном, от которого по спине Тесс побежали мурашки.
Как же ей объяснить ему, почему она мучается угрызениями совести? Очевидно, нечто подобное испытала и бедняжка Люси, утратившая дар речи после пережитого потрясения. Порой горе, выпавшее на долю человека, слишком велико, чтобы выразить его словами.
Хит подсел к ней поближе и, порывисто взяв ее за руку, спросил:
– Что с вами, Тесс? Почему вы молчите?
– Сама не понимаю, – встряхнув головой, ответила она. – Я вдруг словно бы оцепенела. Как, однако, это глупо и нелепо… – Она заморгала.
– Объясните же наконец, почему вы чувствуете себя виноватой в том, что моего отца тогда уволили? – стоял он на своем.
Тесс закусила губу и уставилась на свою маленькую ручку, которую Хит сжал своей большой и сильной рукой. Обе ее руки были в перчатках цвета шоколада, такого же, как глаза Хита. Пожалуй, только его глаза остались такими же, какими были десять лет назад.
Ей вспомнилось, как однажды, когда она слегла в постель на две недели, сраженная лихорадкой, ознобом и надрывным кашлем, к ее кровати не решалась приблизиться и ее мать. Остальные родственники даже не заглядывали в ее комнату. Она чувствовала себя парией и ужасно от этого страдала.
Один только Хит ежедневно навещал ее, садился рядом с ней на стул и читал ей вслух ее любимые сказки – «Святой Георгий и дракон», «Хрустальная туфелька», и, убаюканная его приятным голосом, она засыпала и во сне видела Хита в облике героя, поражающего копьем чудовище.