Хлопнула калитка, и кто-то очень быстрый в два прыжка преодолел расстояние до машины и, открыв дверцу, плюхнулся рядом. Конечно, это был Тараскин, вернувшийся с задания и вероломно нарушивший уютное одиночество Елизаветы. Он шумно дышал и выглядел немного странно для человека, только что побеседовавшего с мирным садоводом, хозяином вишневого сада.
– За тобой гнались? – спросила Дубровская, нехотя выплывая из облака своих грез. – Ты дышишь так, словно пробежал стометровку.
– В каком-то смысле так оно и есть, – признался Тараскин.
– Но что случилось?
– Терпение, Елизавета Германовна. Все по порядку. Но будет лучше, если вы сами прослушаете вот это. – Он передал ей диктофон.
Дубровской стало еще жарче. Должно быть, сведения, добытые Тараскиным, и вправду имели сенсационный характер. Тем лучше. Она включила нужную кнопку для воспроизведения записи. Ее помощник предусмотрительно зафиксировал лишь то, что могло их заинтересовать, пропустив обязательную стадию знакомства и прочих глупых реплик о погоде и урожае. В общем, полуторачасовая беседа, имевшая место в домике под шиферной крышей, уместилась в коротком рассказе, прослушав который Елизавета не поняла ровным счетом ничего, кроме того, что он звучал на великом и могучем русском языке. Вернее, все слова ей вроде были понятны, но общий смысл ускользал от нее, словно она слушала речь иностранца, разбавленную бряцанием посуды и бормотанием радио.
«Этот фраер хоть и без куполов, но я его уважаю. Его сестру замочили, а адвокат-беспредельщик дело закрыл и этого казенного петуха на волю выпустил… Водяры много было, так мы и пролежали всю ночь рогами в землю, воронкой кверху. Утром встали, а у нас воробьи в валенках летают…»
Дубровская прослушала запись трижды.
– Вы что там, пили? – напустилась она на помощника, потеряв терпение. – Почему фоном идет звон бокалов?
– Только чай! – замотал головой Тараскин. – Вот вам истинный крест. Хотя, скажу честно, без бутылки его не понять. Может, он и вправду китаец?
– Голова твоя садовая! – возмущалась Елизавета. – Не мог его как следует расспросить. Что ты там делал полтора часа?
– Устанавливал контакт! – не моргнув глазом, сообщил адвокат.
– Контакт он устанавливал! А я о чем буду Лещинскому докладывать, о воробьях в валенках?
– Не могу знать, Елизавета Германовна. «Тайна сия велика есть!» – сболтнул Тараскин чужую цитату и уставился на Лизу, дожидаясь новых вопросов.
– Но что-то же ты должен был понять? – спросила она в отчаянии.
– Понял только, что пили они всю ночь! Потому что из всего услышанного опознал лишь слово «водяра», что означает «водка».