– Ничего ты не понял, Сергей. Я постараюсь тебя разубедить, а для этого кое-что тебе расскажу. Ты выслушаешь меня и скажешь, настолько ли уж прочна стена, воздвигнутая обвинением. Но вначале я задам тебе несколько вопросов…
Петренко отвечал на вопросы защитника, совершенно не понимая, к чему она клонит. Беседа петляла самым замысловатым образом, касаясь то событий памятного августовского дня, то предшествующего ему вечера, то Марины, то их собаки, то черт знает чего! Из этого, пожалуй, даже Шерлок Холмс не смог бы вытянуть хоть одну связующую нить. Но когда дошел черед до обещанного Елизаветой рассказа, Петренко превратился в сплошной знак вопроса. Нет, Елизавета с абсолютной точностью не знала реальной картины трагедии, но доходчиво и аргументированно смогла доказать Петренко, что ни он, ни Перевалов не имеют к ней никакого отношения. Ну, насчет того, что он невиновен, это, конечно, Елизавета ему Америки не открыла. Но до чего приятно было сознавать, что его близкий друг тоже чист как стеклышко. Чем больше слушал адвоката Сергей, тем больше убеждался, что его, как, впрочем, и Перевалова, подвело недоверие друг к другу. Они заглушили свой внутренний голос, изо всех сил вопящий о том, что ни один из них на такое не способен, доверились талдыченью прокурора. Они блуждали по разные стороны одной стены, не решаясь достучаться друг до друга, в полной уверенности, что поступают правильно.
– Во всей этой истории есть только один момент, который никак не поддается расшифровке, – наморщив лоб, произнесла Елизавета.
– Какой же?
– Откуда у вас взялась эта сумма? Пятьдесят тысяч долларов?
Несколько минут Петренко молчал.
– Она не имеет отношения к смерти Макарова.
– Я знаю, – обезоруживающе улыбнулась Лиза. – Но понимаете, что из-за вашего упрямства этот факт приобретает совсем уж отрицательный оттенок. Я надеюсь, это не связано ни с каким криминалом?
– Нет.
– Но тогда я не понимаю, чего ради…
– Вы и не поймете. Я не хотел гласности. Об этих деньгах не знал даже Перевалов.
– Ну, насчет Альберта можете быть спокойны. Наверняка он рассуждает, как и вы несколько минут назад. Сто к одному – он подозревает вас во всех смертных грехах.
– Я не хотел, чтобы кто-нибудь знал, что я зарабатываю телом…
Петренко вздохнул, а Лиза вытаращила на него глаза, даже не пытаясь скрыть своего болезненного любопытства. Лицо ее пошло пятнами, а пульс участился. Несмотря на трагичность момента, Петренко, взглянув на Лизу, расхохотался. Дубровская впервые слышала его смех и удивилась, какой он у него звонкий и чистый. «Совсем как у ребенка», – мелькнуло у нее в голове.