— Подождите, но у нас есть еще заключение эксперта…
— Это по поводу джинсовых волокон, изъятых на одежде Климова? Эка невидаль! А вы почитайте альтернативное заключение другого эксперта, состряпанное по запросу этой Дубровской. Ни волокна, ни дактилоскопия не являются убедительными доказательствами виновности Климова.
— Но Климов признался в совершении преступления! Он собственноручно подписал протокол допроса, — не хотел сдаваться Вострецов.
— Даже не заикайтесь! Рассказывайте кому-нибудь другому насчет его чистосердечных признаний, но не мне, — прокурор потряс в воздухе злополучным рапортом, составленным в изоляторе. — Кстати, даже эта Дубровская, с ваших слов редкая простофиля, и то не очень-то вам поверила.
— Но Климов ранее совершил умышленное преступление в отношении женщины, и довольно жестокое!
— Объясняю для особо одаренных, — голос прокурора перешел почти на зловещий шепот. — Дело в отношении Климова было закрыто, кстати, по причине примирения с потерпевшей. Это раз! А два, да будет вам известно, в суде присяжных подобные обстоятельства не допускаются к исследованию, дабы не вызвать предвзятого суждения о виновности подсудимого…
— Но дело Климова необязательно будет рассматриваться присяжными. — Вострецов упорно цеплялся за последнюю ниточку, оставшуюся от крепких веревок, некогда надежно связывающих Климова по рукам и ногам.
— Дубровская была у меня на приеме, — выложил последний козырь прокурор, — и убедила меня в том, что она всенепременно заявит ходатайство о рассмотрении дела Климова жюри присяжных. Надо ли рассказывать вам, что последует за этим? Стыд и позор, да еще огласка! Журналисты сбесятся. Дело Чулочника окажется полным провалом!
— Что же делать? — Игорь Валентинович чуть не плакал.
— Закрывать дело к чертовой матери! — выпустил пар прокурор. — Закрывать, пока есть возможность обойтись малой кровью…
Следователь потупил глаза. Он проиграл. Это было яснее ясного.
— Не забудьте извиниться перед Климовым! От имени государства.
Вострецов прощался с мечтой. Хохочущая красотка с длинными ногами мчалась мимо него на роскошной иномарке. На месте водителя сидел кто-то другой.
В отличие от невезучего Вострецова Елизавета в последнее время просто парила над землей. Вернее, ей казалось, что ее босоножки на неизменно высоких каблучках отрываются от раскаленного летней жарой асфальта и она летит в яркой синеве июльского неба. Ощущение счастья дурманило голову, а каждый день казался новым подарком в череде непрерывного везения.
Вечером ей позвонила давняя подруга.