Заметив, что Фиона смотрит в его сторону, Йен притворился, что сердится и не замечает протянутых к нему рук.
– Я велел вам оставаться в карете!
Вместо ответа Фиона лишь покачала головой:
– Я не могла.
Она произнесла эти слова так просто, с такой уверенностью в своей правоте, что Йен невольно смягчился. И все равно он по-прежнему боролся с желанием схватить ее за плечи, встряхнуть, потом притянуть к себе и больше не отпускать.
– Я отвечаю за вашу безопасность, – строго сказал он. – Что, если бы вы по своей беспечности оказались у одной из стен, которые обрушились?
– По беспечности? – Фиона подняла бровь. – Так вот как это теперь называется!
– Как, черт возьми, я смог бы смотреть в глаза вашим родным, если бы вы пострадали?
Фиона сделала шаг назад.
– Вы что, считаете меня идиоткой?
– Я считаю, что вы легкомысленны и безрассудны.
– Безрассудна?
– Вы посетили несколько лекций по медицине, внесли в тетрадь кое-какие заметки, но это еще не делает вас врачом. Ваша квалификация годится лишь на то, чтобы выполнять указания.
Фиона пожала плечами:
– В простых случаях я прекрасно могу справиться сама…
– А я говорю, вы должны оставаться там, где вам было сказано. – Йен провел рукой по волосам. – Вы даже представления не имеете, что…
– Доктор! – крикнул кто-то из развалин, и Йен, повернувшись, увидел, как из-под завала вытаскивают мужчину. – Сюда, скорее!
В это мгновение Фиона почувствовала, как что-то оборвалось в ее сердце. Она повернулась, подняла голову и пошла прочь.
– Фиона, куда вы? – крикнул ей вслед Йен. – Карета в другой стороне!
О, она отлично знала, где карета. Она также знала, что в той стороне ее ждут уступчивость и послушание, вечная жизнь внутри уютной маленькой коробки без окон и дверей, и поэтому шла не оглядываясь по кирпичам и разбитым стеклам, пачкая низ юбки в лужах крови.
– Фиона! Не смейте оставаться здесь! И не злите меня, мне нужно работать!
Ну конечно, она не должна мешать ему! Это слишком серьезно, от него зависят жизни других. А от нее? Он не может пойти за ней, у него не было выбора, а у нее? Если бы выбор был, на первом месте, разумеется, оказалась бы не она. Сколько бы она ни училась, как бы ни преуспела в умении оказывать помощь, Йен всегда будет видеть в ней только женщину, которая согревает его постель и облегчает его жизнь, – никого больше.
Фиона шла, глотала горячие слезы и твердила себе, что нет смысла плакать о потере: все равно это не изменит неизбежного хода вещей, точно так же как плач по Луису не может вернуть его к жизни.
Едва ступив на порог, Фиона увидела, как расширились глаза слуги Симоны.