— Пустите, пустите! — с криками протолкалась вперед какая-то женщина в накинутом поверх легкого домашнего сарафана тулупе. — Пустите, я знаю!
Она вышла на открытое пространство, и Середин с удивлением узнал Заряну. Девушка закрутилась, оглядывая присутствующих, пока не обнаружила Олега, и, резко остановившись, подняла руку с вытянутым пальцем:
— Вот он! Это он, оборотень. Сама видела, как перекидывался! Волкодлак он, нежить черная!
Ратники с двух сторон сомкнулись, и ведун даже пикнуть не успел, как в него вцепились десятки рук, выволокли вперед, поставили перед Гордеем.
— О-о, знакомец старый, — обрадовался волхв, прищурившись на Середина. — Колдун болгарский! От как свидеться пришлось. И это таких судей ты привел сюда, княже? — повернулся Аргамирон к суздальскому правителю. — Колдунья известная да оборотень заезжий? От кто тебя на воспитанника моего навел? И я, старый дурак, поддался, боярина гороховецкого подозрением опозорил! Эх, князь, князь… А судить тут нечего. Прорубь на Клязьме открытая, течение быстрое. Под лед обоих, и пусть плывут, откуда явились. Неча им землю русскую топтать.
— Князь! — метнулась со своего места Верея, упала перед суздальцем на колени. — Меня казни, я виновна! Ведуна оставь. Не со мною он. И не оборотень вовсе. Олег-охотник это, ведун из Новгорода. Купцов он по завороженным тропам водил, василиска на тракте Тверском извел. На свадьбе в Белоозере супругу князя исцелил, поезд свадебный от беды заговаривал, конокрадов в дороге ведовством своим нашел. Хоть в Белоозеро, хоть в Ярославль князьям отпиши, все за него поручатся.
— Что это ты так за подельника своего обеспокоилась, колдунья? — гнусно-въедливым тоном поинтересовался Аргамирон. — Никак, без него из мира мертвых вернуться не сможешь? Под лед обоих!
— Пошли вестника в селение, где я ей оборотнем померещился. Пусть спросят, чем я там два дня занимался! — Дернулся в крепкой хватке Олег. — Тогда про нас и решай!
— Нет мне печали туда-сюда дружинников гонять! — зло рявкнул князь. — Сам скажи! Обрыдли загадки ваши!
— Я там за два дня всю нежить в округе истребил. Штук двадцать земляных людей, если не больше.
— Двадцать? — Гордей махнул рукой: — Девку тащите! А ну, сказывай, правда, что оборотень этот нежить при тебе истреблял? Говори, не то на кол посажу!
— Пра… Правда. Но волкодлак он! Все едино волкодлак! Я сама видела.
— Пошла вон! — тяжело выдохнул князь. — Отпустите его. Я ныне любому оборотню в ножки поклонюсь, лишь бы от нежити землю мою избавил. Иди, истребляй, тварь Чернобогова. Свободна.