— Хуже хазар сии твари, ведун, — словно подслушал его мысли старик. — Те, коли и наскочат, так убежать торопятся, пока князь с дружиной не нагрянул. Да и не убивают особо — угнать норовят. Стало быть, освободить опосля можно. А эти токмо давят и ломают. И не берут себе ничего — бросают селения разоренные и дальше бредут.
— Прости, Сварослав, что перебил, — откинулся на медвежью шкуру Олег, — да только не вяжется чего-то у тебя в рассказе. Если нечисть буянит на юге Руси, то откуда она здесь, среди печорских снегов, взялась? Не далековато для пеших-то прогулок?
— То не история была, ведун… — Волхв подтянул к себе изрядно опустошенный и остывший котелок, немного поколебался, а потом решительно выпил оставшееся варево через край. — То не история, то присказка была.
А история сия такова… Сложилась промеж Суздаля и Владимира шайка людей лихих. Бессовестных, однако же храбрых станичников, решительных. Промышлять они начали на тракте. Людей добрых да купцов зажиточных губить, добро их к себе в логово тащить. Грешно это, ведун, зело грешно.
— Когда «зело», — отметил Олег, — то не очень и грешно оказывается. Войной это называется, или бизнесом. Грешно, когда по мелочи…
— По первому морозу загубили тати молодого ратника, что к стольному граду Владимиру скакал, — пропустил мимо ушей высказывание Середина старик. — Броню с него сняли, кафтан лисий, сумы с припасом и серебром, коней увели. Вернулись, стало быть, в логово… Да токмо не успели добыче порадоваться. Поползли в их овраг и люди земляные, и твари зубастые. Как ни бились тати, однако же полегли все, окромя двоих. Умчались те станичники на конях приведенных, нерасседланных. Да и сумы, сам собой, приторочены остались. Сказывали, день-деньской скакали, и ночи изрядно прихватили. Но как отдохнуть собрались — опять полезли чудовища из леса.
— Так им и надо, — спокойно согласился Олег. — Для татей крепкая веревка — лучшая награда. Правильно их големы истребить пытались.
— Три дня, как один, тати от тварей Чернобоговых бегали, — невозмутимо продолжал Сварослав. — На четвертый вечер добежали они до святилища Кулимишевского и хранителю тамошнему с покаянием в ноги упали. Не поверил волхв, молодой был. Однако же еще до полуночи к священной роще твари стали сбираться. Округ тына бродили, стучались, выли громко. Хотя в само святилище проникнуть не пытались. Хранитель, страху поддавшись, поутру через тын напротив ворот перебрался, в деревню убежал, коня взял, да и ко мне примчался.
— Это куда? — с любопытством приподнял голову Олег.