– Мам, ну не надо, прости меня, я говорю все не то, наверное. Но ведь ты же и с папой была одна, сама по себе, значит, не нужен он тебе. Ты же его не видела, не замечала... Что изменится-то в твоей жизни?
– У меня было все, понимаешь? У меня был статус замужней женщины, который меня спасал, давал защиту от хамов и возможность выбирать, ходить мне к этим хамам на работу каждый день или быть свободной от них! А сейчас я кто? Да никто!
– Ага, а отец, значит, и был предназначен только для того, чтобы давать тебе этот статус!
Соня и Мишель, одновременно вздрогнув от неожиданности, повернули головы. В дверях кухни стояла Сашка, розовая после душа, с тюрбаном из полотенца на голове, в коротком халатике, открывающем для обозрения идеальные ровные ноги.
– Мам, ты хоть помнишь, как он выглядит? У него ведь даже места своего здесь не было, когда приходил, и куртку, и брюки, и рубашку снимал в коридоре! Ты понимаешь, что у тебя мужа-то и не было никогда? А если тебе статус нужен, так не ставь штамп в паспорте о разводе...
– Сашенька, ты меня не понимаешь...
– Да все я понимаю! Тысячи женщин живут без мужей, и ничего, не умерли, работают и счастливы... Я вот, например, замуж не хочу вообще выходить. Сама себе на жизнь заработаю столько, сколько мне надо. И мне никто не нужен. И из-за статуса никогда страдать не буду.
– Ну, пока ты еще начнешь зарабатывать по своим потребностям, много времени пройдет, – жестко сказала Соня.
– Да нет, мам, не так уж и много... Не хотела говорить пока, да ладно. В общем, меня взяли на работу в ночной клуб стриптизершей. Через два месяца получу аттестат, схожу на выпускной – и за работу! Я понимаю заранее, что вы против. И даже очень сильно, и даже категорически против. Договоримся так: я ставлю вас перед фактом, а все остальное – без меня!
Сашка грациозно развернулась, подхватив развязавшееся полотенце, и исчезла, оставив мать и сестру в состоянии шока.
– Ты что-нибудь поняла? – спросила Соня. – Что она имела в виду? Какой ночной клуб? Какой стриптиз? Что-то я совсем ничего не соображаю... Голова кружится, плохо мне что-то, Мишка...
Соня кое-как добралась до дивана, легла не раздеваясь, укрылась с головой, затихла. Противная тошнота подступила к горлу, даже плакать не было сил.
Пусть все проваливается, пусть все уходят в любовь, в стриптиз, куда угодно, она больше не встанет с этого дивана, пусть делают что хотят...
– Ты что, с ума сошла? Разве так можно? Ты что, не видишь, что ей и так плохо? – накинулась Мишель на Сашку.
– Ой, не надо про плохо, это нам с тобой плохо, это отцу плохо, а ей всегда было хорошо! И не надо мне снова рассказывать сказки про то, что мама у нас не такая, как все, что у нее свой там какой-то особенный мир... Запереться в старой хрущобе, избегать людей, до умопомрачения читать книжки – это ты называешь особенным миром? А у тех, кто умеет работать и зарабатывать, кто умеет сам делать свою жизнь, у них что, не особенный мир?