– Яблоко.
Тогда я взял из вазы яблоко и провел его глянцевым бочком по ее шее, по подножьям грудей, скатился на живот, лобок и поводил плодом по чуть припухшим розовым складочкам.
– Это яблоко, – прошептала она, – а то было стекло. Лампочка?…
Я снова взял чашку и, накренив, пустил по ее промежности струйку оставшегося в ней чая. Олечка напрягла ноги и приподняла таз. Мокрые блестящие створочки раскрылись сильнее, и я осторожно, стараясь не задеть головой ее ног, огладил их языком.
– Язык, – простонала она, содрогнувшись.
– Уверена? А почему не член?
– Он не такой, он тверже и неподвижнее, а язык… он весь в волнении.
– Значит, тебе уже приходилось ощущать разницу? – усмехнулся я.
– Мы играем или нет? – несколько сердито.
– Играем.
Теперь я поставил ее, незрячую, на четвереньки, слегка раздвинув ее по-прежнему лакомые ножки, и лег на кушетку навзничь (ноги на полу), так что голова моя оказалась под чудесной живой аркой ее бедер. В руке я держал неострый столовый нож, но нужна мне была его рукоятка – гладкая, пластмассовая, цвета сливочного масла. Медленно я ввел ее в приоткрытое устье…
Я двигал этим фаллоимитатором, с расстояния пятнадцати сантиметров наблюдая, как погружается и вновь показывается желтая рукоятка, и как она лоснится влагой. И слушал, как где-то неподалеку разливалась волнующая песнь.
– Что это? – сам едва не задыхаясь, не то прошептал, не то выкрикнул я.
– Что-то твердое!.. – сдавленно прозвучало в ответ. – Не знаю!.. но это так сладко!
Я не видел ее лица, но знал, что голова ее закинута назад, к лопаткам (это чувствовалось по натянутости кожи на животе, по тому, как высоко вздымается ее зад). Незаметно для себя я стал вторить ее стонам. Я едва сдерживался, чтобы не вынырнуть из-под нее и не оседлать ее сзади. Но я должен был довести игру до конца, я желал распалить свою жертву до исступления. Но первым исступление охватило меня самого…
Будто сквозь туман я созерцал, как дергается ее живот, как сжимаются в ответ на мои манипуляции вздыбленные ягодицы, слышал все более высокие ноты… и трясясь, словно в лихорадке, я отбросил нож в сторону, и рывком, до упора разведя ее ноги, приблизил горящее лицо к ее прекрасному истекающему нектаром цветку. Он предельно развернулся передо мной, приняв форму лодочки. И, скользнув по ней языком, я отправился в ней в чудесное плаванье. И Оля, казалось, плыла вместе со мной, и тело ее колыхалось на разыгравшихся волнах. И колыхалось все энергичнее. А потом начало тонуть. И повлекло меня за собой. Я хлебнул морской воды, и мы вместе пошли ко дну…