— Правда, купец, — поддержал дружинника Олег, — на море и волна, знаешь, какая бывает? Выше ладьи, выше любого дерева.
Купец озадаченно почесал в затылке, затем бесшабашно махнул рукой.
— А-а, пропади все пропадом! Упыри не заели, тать не зарезал — так что ж, в воде мне доля утонуть? Не поверю!
— Вот это молодец, — хлопнул его Невзор по плечу.
— Эй, вы, что ли, с нами до Киева? — Развалистой походкой к ним приблизился коренастый мужчина лет тридцати или чуть меньше, с кривой печенежской саблей на боку. Русые волосы стянуты ремешком, светлые глаза смотрят настороженно, изучающе. На широком поясе нож в простых ножнах. Прищуренные светлые глаза пробежали по лицу Олега, задержались на рукояти сабли, закинутой за спину.
— Ну, мы, — сдержанно ответил Середин.
— Я — Копыто. Десятник в дружине, купца отведу до дома и опять на службу. Воевать приходилось? Хотя и так видно, что не отроки. Старшой велел передать: скоро отходим.
— Ну… — Вторуша по очереди обнял Невзора и Середина. — Удачи вам, други.
— И тебе добрый путь.
Копыто стоял в стороне, ждал, пока они попрощаются. Вторуша повел телеги к рыбацкой деревне, оглянулся, махнул рукой на ходу. Они ответили и вслед за десятником пошли к ладье.
Десятник крикнул мужикам, что чинили парус. Двое скинули на берег мостки, придержали, пока новые ратники взошли на борт. Ладья оказалась и вблизи небольшая, долбленая из дерева, с наращенными досками бортами, в четыре пары весел. Потемневшее от воды и солнца дерево на бортах кое-где рассохлось.
— Что ж, по морю на этакой пигалице ходили? — спросил Невзор.
— Хозяин — хват, — в голосе десятника слышалось одобрение, — сам купец, сам кормчий. Сам правит, сам торгует. Печенег напал — с нами в строй стал. С таким где угодно не пропадешь. Нас тут семеро ратников, с вами — девять, да восемь мужиков на веслах.
— Серьезная охрана, — заметил Невзор, — десять бойцов на Днепре на две ладьи, обычно. На море, конечно, больше.
— Товар такой, — пожал плечами Копыто.
— А откуда имя эдакое у тебя? — спросил Олег.
— Вот, попробуй, — подал ему руку десятник.
В протянутую ладонь Середин вложил свою. Рука у десятника была небольшой, мозолистой, а по крепости и впрямь напоминала конское копыто. Они сжали ладони, взглянули друг другу в глаза, ожидая слабости. Чуть ослабишь ладонь и все, понял Середин, вместо пальцев будет студень. Он даже сумел криво улыбнуться, продолжая сверлить взглядом переносицу десятника. Наконец тот ослабил хватку.
— О, крепкий хлопчик.
— Ты тоже ничего. — Олег едва удержался, чтобы не подуть на пальцы.