С трудом поднявшись на ноги, мужик побрел вдоль повозок, обходя застывшие тела.
— И Сороку заели… и Бажена, и Ерша… Ох, беда-то какая.
— Пришла беда — отворяй ворота, — подтвердил Олег. — Попутчики твои?
— С одного городища. Вот, товар везли, купец я…
Мужик сорвал с плеч остатки рубахи, с маху швырнул ее о землю и, опустившись на корточки, обхватил голову руками. Олег отошел к убитым оборотням. Смерть очеловечила их, смыла звериный облик. Тех двоих, которым кистень разнес черепа, было уже не узнать. Третий, с раной в сердце, лежал навзничь, раскинув руки. Мужик как мужик, дюжий, крепкий. Открытый рот был полон крови, словно он захлебнулся ею, упившись через меру.
— Вот тебе и ква, — пробормотал Середин.
Всхлипывания купца затихли, он подошел к Олегу, постоял рядом, плюнул на распростертое тело. Его трясла крупная дрожь, портки спадали с мосластых бедер, мокрое от слез лицо подергивалось.
— Вино есть? — спросил Олег.
— Чего?
— Мед, брага?
— Есть.
— Давай-ка помянем друзей твоих.
— Да как можно?
— Давай, давай, — подбодрил Олег, — глядишь, и полегчает.
Они вернулись к повозкам. Мужик покопался в тюках, вытянул объемистый узел, развязал и подал Олегу узкогорлый кувшин. Вытянув пробку, Середин припал к горлышку. Мед был крепок, душист. Сразу отпустило напряжение, проснулся голод.
— На, выпей.
— Не могу, — мужик замотал головой, — никак не могу.
— Пей, тебе говорят.
Купец гулко глотнул, оторвался, припал к кувшину опять, уже надолго. Мед побежал у него по подбородку, стекая на костлявую грудь.
— Тебя как звать-то?
— Вторуша, — чуть задыхаясь, отозвался купец.
— У меня там конь за околицей. Пойду, приведу, — сказал Олег, — а ты пока перекусить чего сообрази.
— Я с тобой пойду. Вдруг нелюдь вернется.
— Не вернется. Видишь, день встает, — показал Олег на разгорающуюся полоску зари на востоке, — время их кончилось.
На посеревшем небе одна за другой гасли звезды, от земли поднимался туман. Вторушу стал бить озноб, он поежился, махнул рукой:
— И то правда. Может, помочь тебе?
— Чего там помогать — привести кобылу, да мешок принести.
Когда он вернулся, купец уже оттащил оборотней за ближайшую избу, сложил тела убитых в повозку и накрыл холстиной. Разломав плетни, он развел на обочине костер и разложил на выбеленном полотне нехитрую снедь: горшок каши с застывшим топленым маслом, две жареные курицы, мед в кувшине, разломанная краюха хлеба.
— Ну, вот, вижу — очухался, — одобрил Середин, присаживаясь к импровизированному столу.
Купец с поклоном подал ему мед в деревянной чашке.
— Спасибо тебе, мил человек? Ведь если б не ты…