Выйдя наружу, Югэ быстро огляделся и заметил движение детской руки в траве за углом развалившейся стены. Югэ живо засвистел оперную арию и сделал движение руки к поясу.
— Эге, для человека, у которого голова едва держится на плечах, ты выглядишь довольно веселым, — заметил удивленный далматинец.
— Да, и особенно веселым я стану, когда с твоей шеи снимут мерку, — ответил Югэ.
Пока зеленый кафтан улыбался в ответ, Югэ успел заметить, как Угренок скользил ящерицей по их следам.
Через несколько минут они вошли в палатку визиря. С того момента, как Ахмет Кьюперли ударом сабли разрубил нить, привязывающую его к гарему, он целиком отдался любимому занятию — войне. Казалось, он только и был занят тем, чтобы нагнать время, потерянное в Грау. Он только что возвратился после осмотра артиллерийского парка, когда к нему вошли Югэ и далматинца.
Ему объяснили суть дела.
— Что ж, я доберусь до правды, — заявил Ахмет, — и горе тому, кто лжет.
Затем он обратился к человеку в зеленом кафтане:
— Говори сначала ты. Да помни, я не люблю длинных речей.
— Мне долго нечего рассказывать. Вот этот человек прибыл в Вену впереди армии Колиньи. Я его там видел. А здесь он переодетый, стало быть, шпион.
— Как тебя зовут? — Орфано, маркиз Монтероссо, из Флоренции.
Имя прозвучало для Монтестрюка как незнакомое, но инстинктивно он почувствовал, что когда-то встречал этого человека.
— Ага, — произнес Кьюперли, — итальянский дворянин. Что ж, благодарю тебя, что ты изменил своей родине и своей вере.
Доносчик покраснел.
— Моя родина — ненависть, моя вера — мать, — ответил он. — Все остальное для меня не существует.
— А ты кто таков? — спросил Ахмет пленника.
— Он тебе скажет, что его зовут Матео Бордино и что он разносчик, — произнес Монтероссо, опережая Югэ. — Но это ложь.
Югэ вздрогнул. Он непроизвольно коснулся правой рукой левого бока. Шпаги, разумеется, там не было.
— Он выдал себя, — вскричал итальянец. — Пусть даст честное слово, что он Матео Бордино.
— Ты слышал? Говори, — потребовал Ахмет. — Если дашь частное слово, я тебя отпущу.
— Меня зовут Югэ де Монтестрюк, граф Шарполь. Я — враг твоей веры.
Кьюперли дернулся было за кинжалом, но остановился и произнес:
— Твоя жизнь теперь принадлежит мне.
— Пожалуйста, можешь забирать.
— На то будет воля Аллаха. А я предложу тебе способ её выкупить.
Монтестрюк молча взглянул на Ахмета.
В то же время и Монтероссо посмотрел на великого визиря. Но в отличие от Югэ, в его взгляде отразилось удивление. Как? Этот Ахмет Кьюперли, о котором ходили такие ужасные слухи, — и вдруг милосердие! Что за чудо?