Я сел попрямее на стуле и нахмурил брови, чтобы выглядеть определенно счастливым.
– Так ты и рисуй Красную площадь, – сказал Вадик.
– Красную площадь и я нарисую, для этого не обязательно в Москве жить, – сердито сказал Вовка и тут же принялся рисовать, от усердия кое-где продирая бумагу.
Я тоже хотел нарисовать очень красивую картину. Прямо перед глазами моими стояли белые дома с колоннами и флагами, спешили нарядные люди, колыхали листвой деревья, урчали машины, тормозя у светофоров. Но рука моя, как я ни старался, выводила самые заурядные домики – труба, крыша, стены и крыльцо – посреди белого поля. И колонны некуда пристроить.
– А я буду рисовать пустыню, – придумал, наконец и Вадик, проводя по своему листу из конца в конец почти прямую линию. – Я потому буду ее рисовать, что там на поезде ехал.
– Охота песок рисовать! – засмеялся Вовка.
– Там не песок, а плоская земля с кустиками, – возразил Вадик.
– А верблюды? – спросил я.
– Верблюдов не видал, – признался Вадик. – Я с верхней полки в окно глядел, глядел… А потом заснул, потому что только земля да кустики.
– Ну, и рисуй свои кустики, – сказал Вовка. – Вот уж интересно-то…
– Там еще дядька был в кепке, – припомнил Вадик. – Я к нему на руки выпал – из поезда, из окна.
Вадик даже со стула привстал и вытаращил глаза от таких воспоминаний.
– Проснулся – где я? Дядька кричит. Мама кричит. Все кричат. И ветер горячий дует. Дядька меня в поезд заталкивает и все приговаривает: «Елки-палки, елки-палки». А я думаю: «Какие же в пустыне елки? Одни кустики».
Вадик сел и начал вырисовывать кустики, а среди них громадного дядьку, похожего на верблюда.
– Хорошо, что поезд тихо шел, – вздохнул он. – А так бы я всю жизнь и прожил в пустыне.
Меня поразил дядька в кепке. Что он – заблудился? Или нарочно подстерегает поезда в пустыне и ловит выпавших детей?
– Дядька – счастливая случайность. Все так говорили, – объяснил Вадик. – Он вроде дорогу чинил…
– Ладно тебе, – перебил Вовка. – А я недавно из самолета выпал.
Вадик отложил карандаш и с удивлением глядел то на своего дядьку среди кустиков, то на Вовку.
– Врешь! – сказал он наконец. – Как же ты не расшибся?
Вовка пододвинулся ко мне и обнял рукой за плечи.
– Дядька сразу подхватил и обратно положил – он дорогу там чинил, – пропел, подталкивая меня в бок. – Правда ведь?
Я заерзал на стуле. Но уж очень здорово обнял меня Вовка – как друга-приятеля.
– Да, – сказал я. – Мы как раз на другом самолете мимо пролетали.
– Ага, Вадька Свечкин! – закричал Вовка. – Сам наврал!
Вадик опустил голову. Я вдруг представил, как Вадик, маленький и беленький Свечкин, идет по пустыне – один-одинешенек.