– Вы откуда тут такие?
– Езжай, старик, не твоего ума дела, – посоветовал старший.
– Эта машина ваша? Что вы тут делаете? А документики у вас есть? – с неожиданной бдительностью спросил водитель мотороллера.
– Старик, иди на хрен, я же сказал, – последовал уверенный ответ.
– Да вы знаете, кто я… Я в милиции двадцать лет проработал, я и сейчас в добровольной народной дружине! – Казалось, еще минута, и дедок изойдет слюной от праведного возмущения.
– Из «Рыбнадзора» мы, из Ульяновска. – Младший, поняв, что скандал теперь неуместен, извлек из кармана документы. – Браконьеров тут ловим, вот мое служебное удостоверение.
Дедок проработал документ до последнего штампика, взвесил его на руке и, вздохнув, вернул владельцу.
– Ну извините, коли так. И все-таки надо бы повежливей…
– Дедушка, езжай своей дорогой, а то сейчас ненароком найдем и у тебя запрещенную снасть, тогда и твоя ДНД не поможет, – примирительно произнес обладатель удостоверения.
Старик, бросая на инспекторов «Рыбнадзора» сердитые взгляды, долго заводил мотороллер, кашлял, что-то горестно шептал…
– Попали, – задумчиво сказал старший, провожая его взглядом. – Все-таки, что ни говори, – лишний свидетель…
– Ладно, он сюда больше не сунется. Сколько там времени прошло?..
Казалось, зловоние пронизывает каждый орган, каждую клеточку беглеца. Нестерпимая вонь фекалий густо набивалась в легкие, до слез резала глаза; омерзительная густая масса залепляла уши, сочилась в сапоги и за воротник, но Саша, плывя по шею в дерьме, упорно, метр за метром, продвигался вперед. Мокрая одежда сковывала движения, каждый шаг давался с неимоверным трудом.
Он передвигался в кромешной темноте – вокруг булькала вязкая жижа, и казалось, зловонные газы роятся перед самым лицом. Чтобы не пропустить выход наружу, надо было то и дело щупать шершавую, покрытую мягкими наростами трубу.
Солоник знал – ему надо пропустить четыре поворота и лишь на пятый свернуть влево. Иначе он просто заблудится в этом огромном омерзительном лабиринте, сгинуть в котором куда проще, чем в него попасть.
Несколько раз беглецу казалось, что он пропустил нужное ответвление, не заметив его, – приходилось возвращаться, убеждаясь, что все в порядке, что он еще не достиг нужного поворота. В рот, в нос, в глотку то и дело набивалось дерьмо, и беглец, отфыркиваясь и отплевываясь, с трудом подавлял в себе рвотные спазмы.
Сколько времени прошло с тех пор, как он спустился в этот жуткий подземный лабиринт? Он не помнил, а рассчитывать ход времени, полагаясь лишь на собственную интуицию, не приходилось – в замкнутом пространстве минуты и часы всегда текут иначе, чем под открытым небом. А уж тем более в таком пространстве…