Идти становилось все трудней – фекальные массы препятствовали движению, и, казалось, мерзкая жижа никогда не выпустит его из этой жуткой трубы.
Вот и последний, четвертый поворот. Еще метров сто – сто пятьдесят – до чего же трудно они даются! Он принялся считать шаги; всего триста-четыреста шагов отделяют его от свободы!
Один, два, три… десять, пятнадцать, двадцать… сто, сто один, сто два…
Саша то и дело проводил правой рукой по рыхлой, скользкой внутренней стенке трубы – неожиданно она провалилась. И этот провал был пятым, последним, которого он так ждал…
Свернул, сделал еще несколько шагов, и внезапно глаза, привыкшие к темноте, остро резанул ослепительно-белый свет.
Он уже знал, что это и есть та самая воля, но сил почти не оставалось. Голова гудела, словно церковный колокол, во рту появился солоноватый привкус – несомненно, собственной крови.
Тем временем мерцавшее белесым светом пятно увеличивалось в размерах, приближаясь, манило вперед. Он с трудом поднял голову и увидел, что это – небо.
Перечеркнутое рельефными линиями ивовых ветвей, напомнивших колючую проволоку «локалок», небо звало вперед – небо свободы. Неизвестно откуда появились силы, и Солоник, стараясь дышать ртом и, чтобы не стошнило, задерживая дыхание, двинулся на этот призывно белевший свет.
Вверху – там, где наверняка конец зловонию, обозначилось некое движение. Саше почудились приглушенные мерные шаги. Или это кровь стучала в ушах?
– Эй, это ты?
Беглец прохрипел что-то невнятное, но тем не менее был услышан, – спустя минуту на фоне светлого пятна выросла темная мужская фигура.
– Лови веревку. Привязывайся, мы тебя сейчас вытащим…
Он судорожно схватил липкий, выскальзывающий конец, обматывая его вокруг кисти правой руки. Веревка натянулась, неслышно завибрировав, и Солоника поволокли наружу.
Вытаскивали его долго – минут пятнадцать. Мокрая одежда упрямо тянула его вниз, тяжелая набрякшая роба зацепилась карманом за острый край решетки, и ее пришлось долго высвобождать. Бывший зэк не помнил, как очутился на берегу, не помнил лиц и первых слов своих спасителей. Лежа на спине, Саша, словно вытащенная на лед рыба, судорожно хватал ртом влажный, пахнущий травой и землей воздух свободы.
– Ну что, отдохнул? – послышался над самым ухом все тот же голос. – Давай быстро переодеваться, времени у нас нет…
Беглеца хватились лишь через несколько часов: на вечерней поверке выяснилось, что бригадир Солоник почему-то отсутствует.
Сперва, естественно, решили, что залетевший по «мохнатке» бывший мент, оказавшийся к тому же таким строптивцем, пал от заточки злопамятных блатных, державших тут масть, – у них имелись все основания отправить его на тот свет. Это, наверное, было лучшим исходом для всех: любую смерть зэка на промзоне проще простого списать на производственный травматизм и несоблюдение техники безопасности.