События той ночи Виталий позже пояснял неохотно.
Будто бы вдруг в полную силу застучал умный дятел, падла.
Виталий, правда, будто бы не сразу обратил на это внимание, потому что фрекен Эрика сильно стонала и вскрикивала, горячо прижав его в прихожей к стоячей вешалке. Шкура медведя щекотала босые ноги, фрекен задрала ноги, крепко обхватив Виталия. В дальней спальне храпел херр Цибель. Фрекен Эрика сладостно вскрикивала: «О, майн Готт! О, химмель херр Готт!» Но даже сквозь эти сладостные стоны пробился тревожный звон колокола, и еще какой-то неясный, но явно опасный шум. Виталий будто бы сразу стряхнул фрекен Эрику на медвежью шкуру. Она, конечно, вновь попыталась на него вскарабкаться, но он грозно прикрикнул: «Аллес цурюк!»
Распахнул окно, выходящее на улицу.
Дом Мельникова горел.
Искры нежно мешались с цветными звездами, красиво и широко отражались в речной воде. Огромная толпа металась вокруг горящего дома. Сперва Виталий решил, что люди таскают ведра с водой, потом понял, что ищут Павлика. «А вот оторвать ему Золотые Яйца!» В том же контексте помянули и гуманитарную жабу.
– Буди херра Цибеля!
Пока испуганная немецкая переводчица натягивала юбку и блузку, застегивала на себе всю эту хитрую женскую упряжь, Виталий укрепил металлические задвижки на входных дверях и на ставнях, а попутно освободил задвижку задней двери, о которой в селе никто, кроме давно уехавших строителей, не знал.
– Где ключ?
– Вас гехт лос? – ничего не понимал немец.
– Это потом, потом, херр Цибель! Где ключ? Сейф, говорю, открывайте.
Во входную дверь уже колотили тяжелым. «Колотовкин, выходи к народу, гуманитарная жаба!» Бунтовщики жаждали крови. Немец, волнуясь, поворачивал ключ, щелкал кнопками цифрового замка. Наконец, отошла тяжелая металлическая дверца сейфа.
– О, химмель веттер! Дер Тейфель солл дас бусеринен!
Перевод не понадобился. Сейф был пуст.
– Скажи херру Цигелю, – Виталий ожидал чего-то такого. – Скажи херру Цигелю, что пусть на все плюнет. Ну нет денег. Ну ушли! Объясни ему, что такова структура текущего момента. Скажи, что народ разлюбил хозяев. В России такое случается.
И рявкнул ободряюще:
– Партизанен!
Заветное слово подействовала незамедлительно.
Видимо, зловещий смысл заветного слова был глубоко растворен в немецкой крови, сидел в немце на генном уровне. Ужасно ругаясь, херр Цибель протянул толстую короткую руку фрекен Эрике, и они выбрались из дому через заднюю дверь. Документы и некоторые наличные сбережения Виталия были на нем – в широком поясе. Перебегая огород, на краю села тоже увидели затмившее звезды пламя.