– Вынул из лифта.
– А чего сразу к нам?
Семин не ответил. Этот мрачный Мишка, наверное, и снимал номер. После бессонной ночи и крупного проигрыша жизнь ему страшно разонравилась. Похоже, он всех напрочь разлюбил. Чертыхаясь, потянул через голову потную рубаху:
– Хочу…
Семин ухмыльнулся:
– Куннилингус? Давлинг? Петтинг?
Мрачный Мишка выпучил глаза. Нуждался в разрядке, а кроме коньяка на донышке бутылки и голой телки под душем, ничего не видел. Вот и брякнул насчет хотения. Похоже, в дым проигрался. Бросил на пол потную рубашку, стараясь не глядеть на бритоголового, сгребающего со стола купюры, хмуро поинтересовался:
– Проститутка?
– Не успел выяснить.
– Да проститутка, кто еще? – Мишка выпятил челюсть: – В самый раз. У меня тут полная сумка гондонов.
– Этой уже хватит любви.
Семин твердо встал в дверях ванной.
Всей спиной он чувствовал безумный испуг Марии. Это его злило.
Он никак не мог понять, что Марию больше пугает: этот агрессивный мрачный самец с полной сумкой гондонов (сквозь приоткрытую дверь Мария явно слышала каждое слово) или угар, уже всасывающийся в номер.
– Тебя не спрашивают, – мрачно заявил Мишка. – Ты вообще мне не нравишься!
– А в Конституции нет такой статьи, чтобы тебе нравиться.
Мрачный шагнул к Семину.
И зря, зря.
Конечно зря.
Короткий удар, почти без взмаха.
Мишка, охнув, осел на ковер. Даже не вскрикнул, не выругался, только охнул.
– За что ты его так? – удивился русый.
– А за что нужно?
От врача Семин отказался.
Отплевавшись, откашлявшись, устроился в открытом кафе на набережной, метрах в двухстах от гостиницы. Саднило плечо, отдавало болью в висок, зато мерзкий дым стлался теперь в стороне, над рекой, и не надо было думать, как прорваться сквозь его плотную завесу. Он видел, как Марию усадили в машину «скорой», а спасшиеся игроки, резво сбежавшие по пожарной лестнице, исчезли в толпе. Интересно получается. Сперва самолет запоздал. Потом Элим не явился. Потом гостиница сгорела.
Заказав кофе, обернулся.
Дым густо плыл над набережной, но на бьющий из окон огонь свирепо плевали водой и пеной пожарные машины и даже серый портовый буксир, подошедший с реки. Деньги и документы лежали в кармане, сотовый там же.
– Коньяк?
Семин поднял голову.
Наглый взгляд, щетина на подбородке.
Один из игроков. Почему-то не исчез с остальными. Первоклассный костюм помят, прожжен даже, но черные глаза горят:
– Куда подевал девку?
«Скорая» забрала.
– Обожглась?
– Нервный срыв.
– То-то я боялся, что она меня описает сверху. Она вслед за мной спускалась. – Жизнь бритому явно нравилась. Он цвел. Пожар в гостинице его нисколько не испугал, был, наверное, заговоренным. От огня, по крайней мере. – Знаешь, как замужняя женщина жаловалась подруге? «Вот муж бьет, а за что? И стираю, и глажу, и готовлю». – «Ну, может, погуливаешь?» – спрашивает подружка. – «Ну, разве что за это».