– Тебя Семейка послал?
– Ну, он.
– А говоришь все про Юшку.
– Смотри, – нахмурился Бугор. – Юшко нынче метит в крупные башлыки. Уже укорил Семейку в несправедливости. Не просто так, а при многих людях. Так что забудь про ту мяхкую бороду и держись с нами. Мы в Нижнем тебе помогли.
– Ну да… За мою рухлядь…
– Все равно помогли, – еще сильнее нахмурился Бугор. – Вернемся, отдадим рыбьим зубом. Все скоро будем богатыми. Эта корга, про которую говорит Семейка, тоже не он первый увидел.
– А кто? – удивился Гришка.
– Двинянин, когда ходил со Стадухиным в море.
– Это он так говорит?
– Ну да.
– Значит, врет.
– Да почему?
– Да разве он ходил вокруг Необходимого носу?
– Наверное, ходил. Говорит, шли в туманах. А иначе, откуда бы знал про коргу?
– Да от Данилы Филиппова мог знать, – догадался Гришка. – Когда шел сюда, встретил на Камне Данилу. Слово к слову, земля полнится слухами. А прикащик, – сказал, – у нас все ж один.
– Это кто?
– Семейка.
– Ну, тогда говори, что трое у нас прикащиков, – засмеялся Бугор, очень сильно чувствуя свою правоту, правоту вольного свободного человека.
– Юшка, Семейка. Кто ж третий?
– Один самочинный – Дежнев. Другой направлен воеводой – Двинянин. А третьего сами казаки крикнули. Не все к Двинянину льнут, вот на всякий случай и крикнули.
– Уж не тебя ли?
– Да нет, не меня, – со скрытой досадой ответил Бугор. – Некоторые Юшку не любят. Вот они крикнули на всякий случай Никиту Семенова. Дескать, один прикащик скоро уйдет, а второй вроде как, правда, незаконный. Вот и крикнули.
Удрученно, но весело почесал голову:
– А нам хоть пять! Мы народ служилой.
Вроде просто сказал, но на самом деле самим этим словом – служилой как бы невзначай, но подчеркнул разницу, образовавшуюся между ним и Гришкой.
Горьку ягоду невесело клевал…
Помолчали.
Нехорошее получилось молчание.
Так молчали, когда пришел на Погычу Стадухин.
Придя, объявил себя единственным законным прикащиком, презрительно кричал на Дежнева. Без опаски живешь, кричал. Острожек поставил в непристойном месте. Без нужды подставляешь государевых людей под копья дикующих! Но тогда казаки понимали: Мишка не по делу сердится. Посмеивались про себя: куда ни придет в последнее время Мишка Стадухин, везде сидит Дежнев. Погычу ведь Мишка считал своей рекой. У Шелагского обрубного носа наткнулся на обломки деревянного судна, думал, Семейка утонул. Пытался пройти к Погыче морем, не получилось. В Нижнем колымском острожке уговорил богатых Камкина, Костромина да Захарова на подъем, ослепил жадные глаза торговых гостей блеском будущих богатств, которые будто без всякого призору валяются на новой реке. Но когда уговорил, первым ушел на Погычу Семен Мотора. У первых встречных ходынцев Стадухин силой взял опытного вожа и дорогой на холодный Анюй, располоша на ходу, взял Мотору, и десять ден держал при себе в колодках. Только на одиннадцатый выпустил, вымучив казенное письмо, которым Мотора слагал с себя обязанности. Уже как бы прикащиком спустился на Погычу, а там Дежнев. В жгучей обиде ударил Стадухин по ходынцам и анаулам. В стойбище сердитого князца Энканчана назначил встречу с Семейкой. Наверное, специально в таком месте, где пахнет смертью.