Вечернее солнце высвечивало ровдужные урасы.
Вкусно несло запахом дыма, чернели горбы полуземлянок, как тени холгутов, на которых катался шаман, да так и бросил. Под деревянные сушилами качалась на ветерке рыба. Валялись на сухой траве спокойные, отъевшиеся за лето собаки.
Энканчан встретил гостя в пологе.
Был раздет до пояса, как требует обычай.
Жирная кожа блестела. Предложил раздеться и Стадухину, но у рта мохнатый отказался. К горячему котлу набежало много соседей. Перешептывались, заглядывали под полог. Дивились: вот какие таньги большие, у рта мохнатые. Когда, не дождавшись Дежнева, Стадухин протянул руку к котлу с мясом, набежавшие соседи робко, но тоже протянули.
Энканчан ударил по рукам:
– Вы подождите. Дайте сначала гостю.
Гришка Лоскут сидел у входа и хорошо видел, что соседи дикующего князца голодны. У них от желания есть черные кадыки ходили вверх-вниз. Повторяли каждое движение таньги. Но боялись Киающего, сидели смирно.
Это взбесило Стадухина.
– Хэ! – крикнул. – Теперь все ешьте.
Потянулись за мясом. Энканчан снова по рукам ударил:
– Хэ! Вы подождите.
Держа в руках нож, Стадухин еще больше рассердился:
– Хэ, ешьте! Из котла ешьте.
Энканчан напомнил:
– Я – хозяин!
Тогда Стадухин медленно, глаз не поднимая, начал расстегивать широкий поясной ремень.
Расстегивая, спросил:
– Есть у тебя белые упряжные олени?
– Ну, есть.
– Есть у тебя белые одежды?
– Ну, есть.
– Есть у тебя белая шапка, белые сапоги, белые рукавицы, белая подстилка?
– Ну, есть.
– Тогда готовься к смерти.
– Ну, готов.
– Тогда ладно, – немного смягчился Стадухин, видя такую неожиданную покорность. Тогда никто еще не знал Энканчана. – Тогда вари мясо. Тогда всех корми.
Энканчан поднял глаза.
Стадухин, наверное, что-то увидел в черных глазах дикующего, потому что неторопливо выпростал поясной ремень, сложил его вдвое и с силой хлестнул упрямого князца по жирным блестящим плечам. Кожа дикующего сразу вспухла от удара. Скрепя сердце, приказал женщинам:
– Ну, варите. Пусть все едят.
– Так-то лучше, – укорил Стадухин. – Ты – глупый стадоотниматель. У тебя соседи совсем бедные. Ты насильник, Энканчан, распустил вас Семейка.
Странно, дивился Гришка. Что бы ни случалось при Стадухине, все почему-то ставилось в вину Дежневу. Пропали собаки, конечно – Семейкина вина. Потерялись олешки – да все его же. Мало зверя в сендухе – это само собой. Дикующие князцы Чекчой с Энканчаном на русских сердятся, тайно собирают ходынцев в круг – тоже вина Дежнева. Только ведь не из-за Дежнева через пять дней после встречи в стойбище, дикующий князец Энканчан зарезал на реке девять казаков. Трупы бросил прямо в реку, один удачно принесло к острожку. Очень удивились: вон Филипп плывет! На взбунтовавших ходынцев, понятно, пошли вместе, хотя Дежнев не хотел идти. Не считал правильным.