Рассеивались снежные заряды, являлось Солнце.
Утесы стреляли зеркальными отблесками, рев морского зверя наваливался, как обвал, как морской накат. Самая сильная буря и та однажды смолкает, а здесь бесконечный шум, как в дни творения. Гришка с большой тоской смотрел на реку, заляпанную пресными блинами первого льда.
Камни.
Кой-где песок.
Палочки тростниковые у берега.
Камень мрачен, песок мрачен, вода, серое небо. Понятно, что мрачность эта от Бога, но все равно ноет усталая душа – уйти бы отсюда.
– Пиши, Павлик.
Дежнев, горбясь, стоял под временным навесом.
Накинули на колья старый ровдужный парус, вот и получился навес. Если не от ветра, то от снега и дождя спасает. Пользуясь этим, медленно диктовал грамотею Павлику. А Заварза расправлял на коленях бумажный свиток, обмакивал гусиное перо в висящую на груди медную чернильницу.
– Государя царя и великого князя всеа Русии… – медленно диктовал Дежнев. – С новыя реки Погычи служилые и промышленные людишки Семейка Дежнев да Микита Семенов челом бьют…
Диктовал:
– А шли мы в судах на море, чтоб государевой казне прибыль учинилась… В устье новой реки Погычи – богатая корга… За губой далеко вышла в море… А на корге вылегает морской зверь, густо зуб заморный лежит… И мы того зверя промышляли и брали богатый зуб…
Вздохнул:
– Всего зверя ходили промышлять четырежды, зверь всегда вылегал по берегу… Но в другом году зверь на берегу вылегал позже, первый промысел пришелся только об Ильин день… А потому вылегал позже, что льды от берега не отнесло… Которые у нас люди – поморцы, те сказывают, что в Русском Поморье столь много подобного зверя нет…
– Правда? – переспросил Павлик.
– Как диктую, так и пиши.
Продолжил:
– И положили мы в государеву казну, служивые и промышленные люди, рыбья зуба весом три пуда, а числом четырнадцать… И мы, Семейка Дежнев и Микитка Семенов, со товарыщи, лес добыли, хотели людей с государственною казною отпустить морем в Якуцк… Однако, море большое, сувои на нем великие… Без доброй снасти судовой, без доброго паруса идти морем не смели… Да иноземцы говорят, что не по все годы льды от берега отдирает… А посылать государевы казны пеши с невеликими людьми через немирные рода страшно, потому как многие людишки на тяжелых государевых службах побиты, а часть ушли с Мишкой Стадухиным… Матюшка Калин ушел… Калинко Куропот, Ивашко Вахов, другой Ивашко – Суворов… Семейка Зайко ушел, а с ним Богдашко Анисимов… – медленно перечислил Дежнев. – И на всех, кто ушел с Мишкой, имеется запись от покойного Семена Моторы…
– Как это? – не понял Павлик.