А всему причиной - приснопамятный соцкультбыт. Нынче это слово подзабыли, а при советской власти ни один, даже малейший руководитель не мог спать спокойно, пока не догадается, куда бы засунуть проклятую безналичку, определенную исключительно на культуру и досуг. Сидит, скажем, директор крупного совхоза и горюет: новый рояль взамен порубленного комбайнером, приревновавшим жену к руководителю музыкального кружка, купил? Купил. Лучших доярок в Константинове к Есенину свозил? Свозил. Новых книжек в библиотеку полгрузовика привез? Привез. А вон еще одиннадцать тысяч пятьсот двадцать семь рубликов восемнадцать копеек на балансе болтаются - тоже, суки, в культуру просятся! Вот купить бы на них новую сеялку, а, ить, нельзя - финансовая дисциплина: посадят… Остается взять с областной базы восемнадцать баянов «Волна» и ксилофон «Апрель» с палочками, как раз в сумму. Но ведь их, сволочей, потом списывать замучаешься! Проще всего, конечно, махнуть рукой, мол, хрен с ними - остались деньги и остались! Пропадайте! Да ведь власть-то, она мстительная: на будущий год ровно на эти 11 тысяч 527 рублей 18 копеек соцкультбыт совхозу и срежут. Обидно!
И тут, как нарочно, открывается дверь и на пороге появляется бородатый малый в вельветовой курточке, ботинках на толстой подошве и в кепке расцветки, какой в Куролепше сроду не видывали. С сочувствием глянув на измаявшегося руководителя, бородатый тут же, с порога, предлагает подписать договор с МОСХом на создание панно «Утро на пашне». Стоимость художественных работ с материалами - одиннадцать тысяч пятьсот рублей.
Деньги нужно перечислить в течение двух недель. Директор от свалившегося счастья теряет дар речи. Вельветовый тем временем подсаживается к начальственному столу, снимает с горлышка пожелтевшего изнутри графина стакан и задумчиво рассматривает его запылившееся донышко.
– Может, у вас есть особые условия? - осторожно спрашивает он.
– Нет. Согласен!
– Это хорошо. А вы знаете, что граненый стакан изобрела Вера Мухина?
– Какая Мухина?
– Рабочего и колхозницу возле ВДНХ знаете?
– Зна-аем, как же…
– Вот она и изобрела!
– Колхозница?
– Мухина.
– По-онял! - улыбается во весь свой железный рот директор и посылает долговязую секретаршу за водкой.
…В ипокренинской столовой панно изображало вихрь, подхвативший и несущий вдаль разнообразные предметы творческой деятельности, как то: кисти, карандаши, тюбики краски, рулоны кинопленки, театральные маски, исписанные листки бумаги, книги, гусиные перья, циркули, наугольники, разнообразные мелкие музыкальные инструменты вроде кларнетов, окруженные, как назойливыми насекомыми, черненькими хвостатыми нотами, и многоемногое другое. Весь этот вихрь стремился не просто в какую-то безыдейную даль, а туда, где занималась алая жизнеутверждающая заря. И это свидетельствовало о том, что создавалось панно во времена коммунистической деспотии, изнурявшей крепостную художественную интеллигенцию непосильной идеологической- барщиной. Однако и «крепостные» были тоже себе на уме: весь этот мусикический ураган из угла наблюдал лукавый глаз, заключенный в треугольник…