— Да, да, ты права.
Я почувствовал вдруг усталость, отчаянную и безмерную. На душе стало муторно и нехорошо… Подруга моя сказала правду: я сам был во всем виноват! Я сам избрал такую участь, и пошел на дно, и с каждым днем опускался все ниже и ниже…
Что- то случилось со мною, что-то во мне словно бы надорвалось. Так бывает с туго натянутыми струнами; одно неосторожное движение — и волокна лопаются, звеня.
— Я устал, — сказал я спотыкающимся, тягучим, сонным голосом, — я страшно устал! И вообще, я не знаю, как мне жить дальше… Не знаю… Во всяком случае, так, как сейчас, я жить не могу! Ты понимаешь меня, Королева?
— Понимаю, — ответила она и неожиданно мягко, тепло, почти по-матерински погладила меня по голове. — Понимаю теперь, какой ты есть…
— Это какой же? — самолюбиво дернулся я.
— Ну, ну, не ершись, — сказала она, продолжая поглаживать меня, ворошить мои волосы, — не дергайся попусту! Ты, конечно, мужик, стоящий мужик — это я еще ночью поняла… Для постели ты годишься, а до дела пока еще не дозрел. Есть в тебе эдакая червоточина, как и в этой дуре моей, в Алтыне. Интеллигентность вас губит, вот в чем вся суть! Добренькими хотите быть… А в нашем мире на таких — на добреньких — воду возят. Доброта — как навоз, ею землю удобряют… Ты вот пожалел сейчас Хасана, а он тебя не пожалел бы, нипочем бы не пожалел! И прав был бы по-своему; он старая сволочь, он знает жизнь. А тебя учить еще надо.
Она легонько сжала пальцы и корябнула мне голову, уколола остриями ногтей.
— Ах, еще тебя много воспитывать надо. Всему учить — и делам и любви.
— Но ты ж только что сказала, что для любви я гожусь…
— В общем, да, — усмехнулась она, — талант имеется. А вот выучки пока маловато, ты еще простоват, неопытен. Тонкостей не понимаешь. Ну, ничего, я за тебя возьмусь! Главное, чтоб сила была, остальное приложится.
Так мы долго с ней беседовали. И постепенно я угрелся, отмяк. Волна отчаяния, захлестнувшая меня, опала; стало легче дышать. И я сказал погодя:
— Налей-ка, милая, водочки!
— Вот это другой разговор, — согласно кивнула Марго, — это правильно.
Она быстро собрала на стол, наполнила стопки и затем, поднимая свою, сказала:
— Ну, бывай здоров! — и тут же прищурилась пытливо. — Кстати, как ты себя чувствуешь? Как твой грипп?
— Ты знаешь, — медленно, удивленно проговорил я, — а ведь он, по-моему, прошел.
Грипп и действительно прошел! Сказалась, вероятно, та нервная встряска, которую я нынче днем получил; она явилась лучшим лекарством.
— Шумный выдался у нас денек! — вздохнул я и выпил водку и покосился на разбитое окно; за ним уже клубился вечер, густела и реяла синяя тьма.