Они рассказали о том, что за ночлег ожидал Бриде, но в том тоне, что и сами вынуждены будут ночевать вне дома, словно со всеми ими тремя приключилась одна и та же неприятная история.
После ужина они, тем не менее, препроводили Бриде в соседний комиссариат, с видом людей, которых удручало возвращаться так рано. Они сказали, что находят это "издевательством".
Была половина девятого. Уже давно стемнело. Пять-шесть полицейских в форме разговаривали в дежурной. К их приходу они отнеслись равнодушно. Бургуан спросил, на месте ли главный. Отрицательный ответ, похоже, не смутил его. "Мы будем здесь ночевать" – сказал он. Полицейские поглядели на Бриде, не как на обыкновенного правонарушителя или преступника, но как на человека, впавшего во временную немилость и про которого не знаешь, не обретет ли он уже завтра утраченное расположение.
Один из них, между тем, сохранял нехорошее выражение лица. Было заметно, что он испытывал глубокую ненависть к людям, не важно каким, приближенным к власти. Бриде, в его глазах, был одним из таких. Это они проиграли войну, это они, вместо того, чтобы быть отправленными прямо на расстрел, продолжали внушать страх и почтение, ибо, по сути дела, они всегда сохраняли влияние, даже находясь в руках полиции.
Полицейские уступили место новоприбывшим. Тот, что нехорошо глядел на Бриде, принялся о чем-то говорить в полголоса. Его коллеги приняли поначалу вид озадаченный, затем, делаясь все менее любезными, сосредоточились в углу дежурной.
Бургуан спросил, не было ли у тех колоды карт. Они ответили неохотно. "Я попытаюсь раздобыть одну", – сказал второй инспектор. Он вскоре вернулся с совершенно новой колодой, которую должно быть купил в соседней табачной лавке. Эта свобода, с которой его стражники совершали небольшие расходы на удобства и развлечения, показалась Бриде подозрительной. Она подчеркивала внимание, исходившее сверху, что еще более отягощало обвинение. Казалось, что в положении, в котором оказался Бриде, было не так уж важно, ел он цыпленка или нет. На его физическое здоровье никто не покушался. Дело было значительно более серьезным.
Бриде не знал ни одной игры. Полицейские учили его играть в белот. Это было настоящим мучением. Не смотря на все свое желание, ему не удавалось запомнить ни одного правила, так он был озабочен. На протяжении более часа, неспособный научиться чему-либо, он испытывал неприятное ощущение, что выставляет напоказ те заботы, что гложили его изнутри. Под конец, он, шутя, сказал: "Все, с меня хватит. Играйте вдвоем. Я буду судить".